– Нам нужно встретиться, – сказал Итан. – Нужно поговорить о том, что будет дальше.
– Несущий Свет. Вот какое новое прозвище я вам придумал. Это перевод с латинского «Люцифер». Вы знаете миф о Люцифере? Он полностью подходит к случаю. Люцифер был ангелом Господа. Самым красивым созданием из всех ангелов. Но его красота ввела его в заблуждение. Он начал думать, что так же прекрасен, как и его создатель. Что, возможно, ему следует стать Богом.
– Пилчер…
– Люцифер возглавил отряд ангелов и поднял восстание против Всемогущего. А теперь я хочу задать вопрос… Чем это для них закончилось?
– Вы – больной. Эти люди заслуживают свободы.
– Поделюсь тем, что закончилось это очень скверно. Знаете, что с ними сделал Бог? Он изгнал их. Он создал место под названием «ад» для Люцифера и его падших ангелов.
– И кто я в этой сказке? – спросил Итан. – Люцифер? Полагаю, в таком случае вы – Бог?
– Очень хорошо, шериф.
Было слышно, как Пилчер улыбается, говоря по телефону.
– И если вы гадаете, куда пойти, чтобы найти место вечных мук, которое я собираюсь для вас создать, скажу: больше не ищите.
– О чем вы?
– Ад сам идет к вам.
Две секунды в ухо Итану трубили гудки.
Потом все огни замерцали и погасли.
Заплутавшие Сосны, Шестая улица, 1040
Три года и семь месяцев назад
В тот последний день, который они провели вместе, она приготовила его любимые блюда. Весь день провела на кухне – резала, помешивала, добавляла.
Простая работа, которой занимались ее руки, каким-то образом помогала ей жить от одного момента до другого.
Но требовалось усилие воли, чтобы сосредоточиться, потому что стоило утратить бдительность, как в тот же миг на нее разом наваливалось все.
Три раза она теряла самоконтроль.
Падала на колени.
Ее всхлипывания наполняли пустой дом.
Здесь было так трудно жить.
Страшно, и одиноко, и, конечно же, безнадежно.
Но потом появился он. Как сон.
Они нашли утешение друг в друге, и на некоторое время все стало лучше. Она и впрямь была счастлива в этом странном маленьком городке.
Передняя дверь открылась и закрылась.
Она положила нож на кухонную доску.
Вытерла глаза посудным полотенцем.
Повернулась к нему лицом.
Он стоял напротив нее по другую сторону стола.
– Ты плакала, – сказал он.
– Немножко.
– Иди сюда.
Она подошла к нему, обхватила его руками и заплакала, уткнувшись ему в грудь, а он пропускал ее волосы сквозь пальцы.
– Ты поговорил с ними? – спросила она.
– Да.
– И?..
– Без изменений.
– Это нечестно.
– Я знаю.
– Что, если бы ты просто сказал…
– Тут у меня нет выбора.
– А ты не можешь…
– Не проси меня. Пожалуйста.
Он понизил голос и прошептал ей на ухо:
– Ты же знаешь, я не могу об этом говорить. Знаешь, каковы будут последствия.
– Не понимать – это меня убивает.
– Посмотри на меня.
Он взял ее лицо в ладони и уставился сверху вниз в ее глаза. Никто никогда не любил ее так, как этот мужчина.
– Мы все это преодолеем.
Она кивнула.
– Надолго? – спросила она.
– Не знаю.
– Это опасно?
– Да.
– Ты вернешься?
– Конечно, вернусь. Он наверху?
– Он еще не вернулся из школы.
– Я пытался поговорить с ним об этом, но…
– Ему нелегко будет это пережить.
Он обхватил ее за талию.
– Послушай, все уже сделано, и мы ничего не можем тут предпринять, поэтому давай радоваться тому времени, которое у нас есть. Хорошо?
– Хорошо.
– Поднимемся ненадолго наверх? Мне бы хотелось получить от тебя немножко кое-чего на память.
– Я не хочу, чтобы сгорел обед.
– К чертям собачьим обед.
* * *
Она лежала в постели, в его объятьях, наблюдая в окно за темнеющим небом. Потом сказала:
– Даже представить себе не могу, каково это будет.
– Ты сильная. Сильнее, чем думаешь.
– А если ты ко мне не вернешься?
– Тогда знай вот что. То время, которое я провел с тобой в этой долине, в этом доме, было лучшим в моей жизни. Лучше, чем вся моя жизнь в прошлом мире. Я люблю тебя, Тереза. Безумно и навечно и…
Она поцеловала его и притянула его к себе, поверх себя…
В себя.
Она снова плакала.
– Просто будь здесь, рядом, – сказала она. – Я люблю тебя. Господи, я так тебя люблю, Адам, не оставляй меня, пожалуйста, не оставляй меня…
При последних бликах дневного света Тобиас открыл свой дневник в кожаной обложке и прочитал первую страницу с посвящением – наверное, уже в тысячный раз.
«Когда ты вернешься – а ты обязательно вернешься, – я трахну тебя так, солдат, будто ты только что вернулся домой с войны».
Он пролистал три четверти тетради до того места, на котором остановился.
От карандаша остался последний дюйм.
Трубка угасала.
Тобиас примял пепел и сделал последнюю затяжку, собираясь с мыслями, а река с журчанием текла мимо.
Там, где он сидел, солнце покинуло здание[45], хотя все еще касалось вершины горы по другую сторону реки, в полумиле отсюда.
Стая аберов, похоже, уходила.
Он слышал, как аберы вопят и визжат, двигаясь по долине, освобождая ему дорогу к дому.
Тобиас написал: «День 1308. Я буду краток. Моя последняя ночь в глуши и так много эмоций. Из своего лагеря я вижу горы, окружающие Заплутавшие Сосны, и, если повезет, уберусь из холодины завтра днем. Я столько всего предвкушаю… Теплую постель. Теплую еду. Я снова буду разговаривать с другим человеческим существом. Сидеть с бокалом виски и рассказывать людям обо всем, что видел.
Только у меня есть ключ к тому, что всех нас спасет. Я в буквальном смысле слова единственный человек в мире, который может спасти мир. Я несу на плечах груз знаний, но все это не столь важно.
Потому что чем ближе я к Заплутавшим Соснам, тем больше мои мысли заняты лишь тобой.
Нет ни единого дня, когда бы я о тебе не думал.
О времени, которое мы провели вместе. О том, что я чувствовал, обнимая тебя в ту последнюю ночь.
А завтра я снова тебя увижу.
Мой милый, дорогой ангел…
Чувствуешь ли ты, что я близко? Чувствуешь ли каким-то образом, нутром, что всего спустя несколько часов мы снова будем вместе?
Я люблю тебя, Тереза Бёрк.
Всегда.
Никогда не думал, что доживу до того, чтобы написать эти слова, но…
Засим подписывается
Адам Тобиас Хасслер».
Подожженная машина все еще дымилась. Светофор не горел, и уличные фонари погасли. Теперь, когда во всей долине не горела ни одна лампа, звезды светили с яркой ледяной силой.
