Ротик обмытого ребенка уже терзал ее левый сосок.
Кормилица была права — дочь отныне матери не принадлежала. И лет через пятнадцать, встретившись, они даже не узнают друг друга. Каждый должен заниматься своим делом: одни рожать, другие выкармливать, третьи воспитывать. Так устроен мир, и все претензии, пожалуйста, к демиургу.
Наву закачали легкие волны — Кормилица уносила ребенка.
— Подожди! — прошептала Нава. — Дай мне посмотреть на нее…
— Нет, милая! — сказала Кормилица. — Дольше прощаться, больше плакать.
Она скрылась в тумане, и покачивающие родильницу волны постепенно угасли. Потом на свет явился послед, и ласковая теплота проникла в ее лоно, залечивая травмированную плоть. Ведь через неделю Наве предстояло снова погрузиться в Созидалище, а еще через девять месяцев сегодняшний процесс должен был повториться. Для освоения мира требуется много подруг…
Потом Навино тело всплыло, улеглось на поверхности, и это означало, что теперь можно выйти из озера.
На берегу ее встретила М-Аля.
— Поздравляю с первенцем, милая! Во славу демиургу!
В ее голосе не было радости и восхищения.
Нава не ответила. Она думала о том, что в деревне бы травмированную родами плоть залечивало время. Но зато можно было бы кормить ребенка собственной грудью. А Молчун, уже впущенный повитухой в дом и успевший взглянуть на сморщенное личико ребенка, суетился бы вокруг Навы, радуясь и восхищаясь.
Через три дня Нава ушла от Славных подруг.
Оранжевый серв нес ее на руках, оставляя за собой белесые полосы остывающего пара.
Вокруг шла обычная лесная жизнь. С гудением проносились мимо рои ос и пчел. Перебирая шестью лапами, проскочил голубой паук. В передних он нес личинку изварочника. Где-то ревел гиппоцет, отпугивал от творильницы кого-то из лесовиков. Через некоторое время путь пересекли ее питомцы. Цепочка белесых созданий, перебирая ложноножками, колонной направлялась к ближайшему озеру. Люди с Белых скал почему-то называют питомцев щенками. Как некоторых из своих детей…
А затем лес вокруг начал трансформироваться.
Со всех сторон серва обступили неактивные прыгуны. Обычные звуки затихали, сменялись негромким шелестом, но это шелестели не деревья. Потом шелест тоже увял, взамен донеслось однотонное гудение. Впереди справа возникло вдруг облако лилового тумана. Из него выросли бурые лианы толщиной с человеческую руку, переплелись, протянулись поперек дороги. Это было похоже на забор, созданный людьми с Белых Скал в том месте, где дорога, сбегающая от Управления, достигала леса…
Одну такую лиану серв разорвал бы легко, но их было пять.
Пришлось повернуть серва налево и заставить его перейти на скольжение.
Однако лианы были быстрее. Они умчались вперед, достигли высоченного крапоида, обвились вокруг ствола и поменяли направление роста под прямым углом.
Тогда Нава остановила серва, спустилась на траву и поднырнула под нижнюю лиану.
Тут же сзади послышался скрип. Прыгуны начали корчиться, собираясь перескочить вперед.
Нава заставила их утихнуть.
Тогда среди деревьев замелькали голубые, лиловые, алые фигуры. Скользящие сервы приблизились к Наве, взяли ее в кольцо. Она переключилась на управление, превратила в исходную протоплазму одного серва, второго, третьего… Но разноцветных фигур становилось все больше. В плотных облаках пара скрылись деревья и лианы, исчез родной оранжевый серв. С таким количеством противников не справилась бы и М-Аля.
И Нава сдалась, позволила ближайшему серву взять себя на руки.
Ее встретила не только прямая руководительница. Здесь же оказалась мама. И Рита с биостанции. И даже Б-Аля — наверное, на Белых скалах тоже была ночь, и очередной Директор спал.
— Что случилось, милая? — спросила М-Аля. — У тебя нет никаких заданий в районе Паучьего бассейна. Как ты там оказалась?
— Онм часто оказываются не там, где надо, — сказала Рита, ни к кому не обращаясь.
Не будь здесь мамы, Нава бы соврала. А так — просто промолчала.
— Оставьте нас с нею наедине, — попросила мама, когда стало ясно, что ответа не дождешься.
Обе Али и Рита удалились в сторону Созидалища, скрылись в тростниках.
— Ты пыталась сбежать?
— Да, — сказала Нава.
— Почему?
— Хочу видеть Молчуна. Мой муж — Молчун. Ты сама говорила, когда он привел меня сюда, что потом я приду к нему.
— Я сказала: «Если захочешь…»
— Ну так я захотела!
— К этому козлику?! — Было видно, что мама растерялась. — Он же не защищен. Он скоро сгниет. Или растворится.
— Я защищу его.
Мама растерялась еще больше.
— Так нельзя. Это помешает очередному Одержанию. «Так поступать нельзя», — вспомнила вдруг Нава. Эти слова произнес старик накануне дня, когда мы с Молчуном ушли из деревни. «Так поступать нельзя. А что такое „нельзя“, ты знаешь? Это значит: нежелательно, не одобряется, значит, поступать так нельзя».
Она словно бы увидела перед собой старика. Как он шумно, с хлюпаньем, нюхает содержимое горшка… Настоящий козлик, грязный и вонючий. Но Молчун не такой. Он тоже иногда бывал грязным и вонючим, вот только у него все было можно… Впрочем, нет, не все! Но не важно! Просто он был Молчун, а не старик, не мама и не М-Аля! Эти чужие, а он был свой. Хоть и чужой…
— Ваши Одержания и ваши «нельзя» я видела в пасти у рукоеда!
У мамы отвалилась челюсть.
— Это не слишком вежливо по отношению к тем, кто тебя обучил.
— Я не напрашивалась! — Нава подошла к матери и дотронулась до ее руки.
Рука была холодной, как вода в Ключевом пруду.
— Мама, я хочу к Молчуну. Отпустите меня!
Тут же из тростников появились Али и Рита.
— Он же ненавидит всех нас, твой Молчун! — сказала М-Аля. — Он думает о женщинах как о толстых сонных равнодушных дурах…
— Неправда, он не мог так говорить.
— Он и не говорил. Он так думал.
— Подожди! — прервала двойняшку Б-Аля и повернулась к Наве. — Чем ты не довольна, милая? — В голосе резидентши послышались резкие нотки. — Славные подруги служат прогрессу. Старый мир разложился, исчерпал себя. На смену идет новый, избавленный от недостатков. Мы все стажерки на службе у будущего.
— Главный их недостаток — хотеть от будущего того, на что бы никогда не решились сами, — сказала Рита, ни к кому не обращаясь.
Нава вздохнула. Они ничего не понимали. Они ничего не хотели понять. Им доставляло удовольствие спать с кем попало — хоть с Директором, хоть с Созидалищем. И мама была не лучше, она давно уже все забыла. А ведь наверняка любила отца…
