Улыбнувшись обоим, Кэтрин поспешила удалиться.
— Я не очень понимаю, что именно ты пытаешься мне сказать, — произнесла Тревис, когда они снова были одни.
— Я пытаюсь сказать, что Голдфилд и Гефестион — одно и то же лицо.
— Что?! — воскликнула она. — Рино, ты сам себя слышишь?! Гефестион умер более двух тысяч лет назад!
— Я понимаю, — спокойно отозвался Садри. — И поверь у меня нет объяснения тому, как этот человек оказался в двадцать первом веке. Но это он!
— Безумие! — она всплеснула руками. — И ты хочешь, чтобы я в это поверила?
— Давай посмотрим на факты, — Рино придвинулся к ней. — Вирус, созданный Голдфилдом называется «Гефестион 13», не как-то иначе, а именно Гефестион.
— Ты еще не доказал, что этот вирус создан именно им, — заметила Лилиан.
— Ну, хорошо, — согласился Садри. — Но ведь есть и другие факты. Например, свидетельства сотрудника Метрополитен Музея, который видел как Гарри Голдфилд систематически приходил туда и подолгу простаивал перед статуей Александра Македонского и иногда даже прикасался к ней. Потом, как ты уже знаешь, все записи о рождении Гарри, его родителях, учебных заведениях, которые он как будто оканчивал — недействительны. Голдфилд гораздо позже указанных там дат входил в систему того или иного учреждения и подделывал данные. К тому же у людей, указанных, как его родители, никогда не было сына по имени Гарри. У них вообще не было детей. Лили, этого человека по сути дела не должно существовать. Никто не знает откуда он взялся, как появился в Нью-Йорке и сколько лет он уже здесь живет.
— Рино, я…
— Дай мне договорить. И наконец, вчерашняя программа, которую он загрузил на сервер «Риверс Текнолоджис», у нее очень странная структура. Она похожа на шестнадцатиконечную звезду. Ты знаешь, что это за звезда?
— Просвети меня, — Тревис вздохнула.
— Это македонская звезда, один из символов Александра Великого, — он на минуту умолк. — Прости, Лилиан. Я должен был сказать тебе об этом.
— Рино, я не могу поверить в подобное.
— Ну, почему?! — с отчаянием спросил Садри. — Почему ты на его стороне, а не на моей?! Ведь этот человек опасен! Никто не знает, на что он способен.
— Мне кажется, у тебя паранойя…
— Да нет же! Все, что я рассказал тебе, реальные факты!
Тревис не ответила. На некоторое время в комнате нависло молчание.
Рино взял чашку и слегка прикоснулся к ней губами.
— Значит, ты мне не веришь, — заключил он.
— Извини, но нет.
— Хорошо. И где сейчас твой драгоценный Гарри? — с горькой иронией спросил он.
— Не знаю, — она пожала плечами. — Я не видела его со вчерашнего вечера.
— Понятно, — Садри отложил чашку. — Думаю, мне не стоит здесь задерживаться.
Он поднялся на ноги.
— До свиданья, — агент быстрым шагом пошел к двери.
— Я тебя провожу, — она поспешила вслед за ним.
На пороге он обернулся и посмотрел на нее. В ту минуту Рино больше всего на свете захотелось обнять ее, прижать к себе и объяснить, что он пытается ее защитить, но он сдержался и, повернувшись, начал торопливо спускаться по лестнице. Заперев за ним дверь, Лилиан некоторое время прислушивалась к его шагам в подъезде. Когда они наконец затихли, она прошла в комнату и обессилено рухнула на диван.
Гарри медленным шагом вошел в лабораторию и остановился. Услышав за спиной его шаги, Дэвид обернулся и окинул его любопытным взглядом.
— Добрый вечер, — поздоровался он.
— Привет, — едва слышно отозвался Голдфилд, все еще продолжая стоять посредине комнаты.
— Что с тобой? — Миллс настороженно рассматривал его. — Что-то случилось?
— Случилось, — выдохнул Гарри, опускаясь на стул. — Меня вчера чуть снова не арестовали.
— Что?! — с ужасом переспросил Дэвид. — Чуть не арестовали?! Что ты опять натворил?
— Недавно здесь на сервере сбилась программа. Мне нужно было ее наладить, но для этого нужен был другой сервер. Ну, я пошел вчера на работу… Кстати, меня уволили, — на лице Голдфилда заиграла ироничная улыбка.
— Продолжай, — сосредоточенно произнес Миллс.
— Ну, так вот, хотя меня и уволили, я попросил разрешения задержаться подольше на работе, якобы для того, что собрать вещи. На самом деле, когда все ушли, я подключился к серверу компании и почти уже все исправил… — он сделал паузу. — Ну, откуда я мог знать, что этот хренов иранец отслеживает систему «Риверса»?! Скажи, откуда?!
— Хренов кто? — не понял Дэвид.
— И-ра-нец, — по слогам проговорил Гарри. — Рино Садри иранский эмигрант пятого поколения, далекий-предалекий потомок сестрички Роксаны, моей… Кем она, черт побери, мне приходится?!
— Никем, — глухо подсказал Миллс.
— Правильно! — поддакнул он. — Никем эта тварь мне не приходится!
— Хорошо, а что было дальше, когда Садри засек тебя?
Голдфилд поднял измученный взгляд и с минуту смотрел на него.
— Лилиан спасла меня, — проговорил он. — Она что-то делала на сервере и увидела, что в ФБР заметили мое присутствие в системе. Мы едва успели убраться через черный ход, когда туда приехали федералы. Будь они прокляты! Будь они трижды прокляты!
— Гарри, — ученый поднялся и медленно приблизился к нему, ощущая запах алкоголя, исходящий от него. — Ты… пьян?
— Что? А… да, пьян. Сегодня утром мы с Лили пошли в библиотеку. Она надоумила меня, что можно отладить программу с помощью сервера библиотеки. Мы все сделали. Потом она пошла домой, а я… я зашел в бар и напился, — Голдфилд потер руками лицо. — Дэвид, представляешь, я заказал виски! — простонал он. — Ну, и дрань же это пойло!
— Зато на тебя оно здорово подействовало, — Миллс подвинул стул и сел рядом с ним.
— Правда? — Гарри посмотрел на него.
— Правда, — ученый кивнул. — Хреново выглядишь.
— Спасибо, — он снова уронил голову на руки.
— Кстати, — Дэвид скрестил руки на груди. — Ты уже сказал Лилиан, что между вами все кончено? Что ты больше не желаешь ее знать, а все, что произошло между вами, было величайшей ошибкой? Ты уже успел растоптать собственное счастье ради параноидальной затеи с возвращением домой?
Голдфилд поднял голову и с мольбою посмотрел на него.
— Я провел с ней ночь, — чуть слышно ответил он. — Мы занимались любовью.
— У тебя такой тон, будто прошлой ночью ты лишился девственности, — усмехнулся Миллс.
— Ты не понимаешь!..
— Я все понимаю, — Дэвид встал. — Ты впервые провел ночь с женщиной, которую любишь.
— Дело не только в этом.
— А в чем же еще?