— И буджума, — вставил Хайнеман. — Это не просто совпадение, Гарри.
Лэньер продолжал качать головой.
— Все кончено. Пожалуйста. Я просто не могу больше выдержать, — простонал он. — Джудит, скажите им. Я ничего не могу сейчас сделать. Были переговоры, и…
— Конечно. — Хоффман крепко сжала его руку. — Давайте все немного отдохнем.
Лэньер потер лицо, словно хотел разгладить глубокие страдальческие морщины вокруг рта.
— Я должен был о ней заботиться, — сказал он. — Она очень важна для нас. Джудит, вы просили меня курировать ее.
— Все в порядке. Вы ни в чем не…
— Черт бы побрал это место, Джудит! — Лэньер поднял кулаки и беспомощно потряс ими. — Ненавижу этот проклятый булыжник!
Кэрролсон заплакала. Фарли успокаивала ее.
— Вы ни при чем, — всхлипывала Ленора. — Вы отпустили ее под мою ответственность.
— Перестаньте, — спокойно сказала Хоффман, глядя в сторону. Хайнеман в замешательстве стоял поодаль.
— Я не намерен сдаваться. — Лэньер сжимал и разжимал кулаки. — Она не просто пропала. Ларри, можно заправить трубоход и быстро подготовить его?
— В любое время, как только скажешь.
— Джудит, я думаю, вы неправы, — сказал Гарри.
— Я не согласна. Что вы собираетесь делать?
— Я намерен довести дело до конца. Я собираюсь отправиться в безумную спасательную экспедицию, а не остаться здесь для споров с кучкой русских. Вы меня знаете. Вы знаете, что я это сделаю.
— Хорошо. Вы отправитесь на ее поиски. Есть и другие причины для полета.
— Какие?
— Мы застряли здесь, верно? — сказала Джудит. — Так или иначе, мы должны выяснить, что там, в коридоре. Ларри, АВВП исправен? Трубоход?
— Работают прекрасно, — сказал Хайнеман.
— Тогда давайте подготовим экспедицию. Но сделаем это тщательно. Хорошо, Гарри? Не прямо сейчас, но скоро?
— Хорошо, — смиренно согласился Лэньер.
— Я думаю, всем нам нужно расслабиться, поесть и отдохнуть, — сказала Фарли, отглядываясь по сторонам в поисках поддержки.
Они стояли молча, слегка потрясенные тем, как близок был к отчаянию Лэньер — и как близки к ней оказались они все.
— Я бы тоже поехала, — сказала Кэрролсон.
«Итак, я полагаю, тебе хочется уйти от всего этого. Почувствовать себя так, словно это где-то очень далеко».
— Да.
«Отправиться в коридор следом за ней. Зачем?»
— Чтобы спасти мою проклятую Богом душу, вот зачем.
«Ты не сделал ничего плохого».
— Земля лежит в руинах, Камень наполовину оккупирован грубыми русскими, и я потерял человека, которого мне поручено было опекать.
«Но Камень все еще на месте, и ситуация, кажется, стабилизируется…»
— Белозерский. Языков. Велигорский.
«Тупые и твердолобые. Да, с ними могут быть проблемы. Разве не следует тебе попытаться сгладить наиболее острые углы?»
— Нет.
«Ты оставишь Хоффман одну со всеми проблемами?..»
— Она меня отпустит, поскольку знает, что я на пределе. Я больше не выдержу. Я не нужен ни ей, ни Камню… Единственное, на что я способен — отправиться на поиски Патриции.
Лэньер открыл глаза и посмотрел на часы: 7.50. Он чувствовал себя, словно парализованный. Голоса продолжали звучать в его голове — то один, то другой. Его разум пытался справиться с невыносимым и разобраться в новой ситуации.
Он продолжал думать о Земле, о людях — друзьях, коллегах, возможно, тех самых, с кем встречался несколько недель назад. Вполне вероятно, что на Земле не осталось в живых ни одного из тех, с кем он был знаком. Это выглядело естественно с точки зрения статистики, но мысль получалась крайне паскудная.
Большинство его знакомых жило в городах или работало в военных центрах. Единственным исключением был Роберт Тихаймер. Командир подводной лодки, он был женат на сестре Лэньера, умершей от инсульта за два года до того, как Лэньер улетел на Камень. Последний раз они разговаривали год спустя после ее смерти. Тихаймер мог быть все еще жив, мог затаиться подо льдом и ждать. Если он еще не принял участия в тотальном уничтожении, тогда должен охранять свои боеголовки и ждать… и ждать… следующего обмена ударами. Окончательного.
— Я вас ненавижу, — вслух сказал он, снова закрыв глаза и даже не зная, кого имел в виду. В его голове встретились три психиатра и вели беседу; один из них, типичный фрейдист, постоянно находил для каждой проносящейся мысли самую худшую и извращенную интерпретацию. «Да… И твоя мать… И что ты тогда сказал? Ты ведь имел в виду самого себя, верно?»
Второй сидел, молча улыбаясь и позволяя Гарри путаться в смятении мыслей.
А третий…
Третий кивал и рекомендовал трудовую терапию. Третий напоминал его отца.
Это интересовало первого.
Гарри перевернулся на койке и снова открыл глаза. Ни сна, ни отдыха. Сколько потребуется времени, чтобы люди на Камне сломались? Насколько это будет серьезно? Кто будет сражаться с этой проблемой — он или Хоффман?
Но решение было уже принято. Он организовал для Хоффман большую поездку — и наткнулся в библиотеке третьей камеры на Мирского, сидевшего перед «каплей». Русского генерал-лейтенанта сопровождали три охранника, хотя, кроме них, в библиотеке никого больше не было. Мирский выглядел крайне усталым и ни на кого не обращал внимания.
Показав Хоффман на кресло в некотором отдалении от русских, Лэньер объяснил ей, как пользоваться аппаратурой. Он передал ей все ключи, и она с благодарностью приняла их.
Он сел на койке и нажал кнопку интеркома. Энн Блейкли сидела за своим столом — она по-прежнему отвечала за центральный пульт.
— Я не могу заснуть, — сказал Лэньер. — Чем сейчас занимается Хайнеман?
— Он не спит, если вы хотели узнать именно это, — ответила Энн.
— Прекрасно. И, несомненно, находится в седьмой камере.
— Нет, судя по всему, он в приемной зоне южной скважины…
— Позвоните ему, пожалуйста.
— Будет сделано.
— Скажите, что я хотел бы отправиться завтра утром, в восемь ноль ноль.
— Да, сэр.
Экипаж АВВП уже был подобран: он сам, Хайнеман, Ленора Кэрролсон — возможно, единственная, без кого Хоффман трудно обойтись — и Карен Фарли. Задача была простой и ясной: они должны проделать путь максимум в миллион километров по коридору, исходя из предположения, что он простирается так далеко, кое-где останавливаясь по пути и спускаясь на поверхность. Кто знает, какова может оказаться природа коридора столь далеко на севере? Затем они должны были вернуться — с Патрицией или без нее, или с какими-либо данными о ее судьбе.
