— Прочь отсюда! Джуранда! — заревел Холлидэй. — Не бросай камни!
Юноша уже размахнулся, чтобы швырнуть в водоем ком соли с кирпич величиной, когда Холлидэй схватил его за плечо и повернул к себе так резко, что соль рассыпалась дождем влажных мелких кристаллов; потом Холлидэй метнулся к старшему Мерриуэзеру и пинком прогнал его прочь.
Водоем был осушен. Берег рассекала глубокая канава, и по ней вода уже ушла в соседние водоемы и впадины, Внизу, в самой середине, среди камней и соли еще билось в дюйме воды, который там оставался, раздавленное тело морской собаки. Из ее ран, окрашивая соль в темно-красный цвет, текла кровь.
Холлидэй бросился к Джуранде, яростно затряс его за плечи.
— Джуранда! Ты понимаешь, что ты сделал, ты…
Чувствуя, что у него больше не остается сил, Холлидэй разжал руки, сошел, пошатываясь, в середину водоема и, отбросив ногой несколько камней, остановился над рыбой, стал смотреть, как она судорожно дергается у его ног.
— Простите, Холлидэй, — нерешительно сказал у него за спиной старший из Мерриуэзеров — Мы не знали, что это ваша рыба.
Холлидэй отмахнулся от говорившего, и его руки снова повисли как плети. Растерянный и сбитый с толку, он не знал, как дать выход своим обиде и гневу.
Том Джуранда начал смеяться и прокричал что-то издевательское. Для юношей атмосфера разрядилась, они повернулись и побежали через дюны к своей машине, вопя во осе горло и ловя друг друга, передразнивая Холлидэя в его возмущении.
Грэйнджер дождался, чтобы они его миновали, потом подошел к яме посередине водоема; когда он увидел, что воды там нет, лицо его искривилось в болезненной гримасе.
— Холлидэй! — позвал он. — Пойдемте.
Не отрывая глаз от избитого тела рыбы, Холлидэй покачал головой.
Грэйнджер спустился к нему и стал рядом. В отдалении послышались гудки, потом слабеющий шум мотора — “бьюик” уезжал.
— Чертовы мальчишки, — и он мягко взял Холлидэя за локоть. — Простите, — сказал он тихо. — Но это не конец света.
Наклонившись, Холлидэй протянул руки к рыбе, которая теперь уже не двигалась, глина вокруг нее была залита кровью. Руки на миг остановились в воздухе, потом бессильно опустились.
— Ведь тут ничего нельзя сделать? — сказал он, словно обращаясь к самому себе.
Грэйнджер осмотрел рыбу. Если не считать большой раны в боку и раздавленной головы, кожа нигде не была повреждена.
— А почему бы не сделать из нее чучело? — задумчиво сказал Грэйнджер.
Холлидэй уставился на него, словно не веря своим ушам; лицо его задергалось. Молчание длилось несколько мгновений. Потом почти вне себя от гневе Холлидэй закричал:
— Чучело? Да вы что, спятили? Может, и мне стать чучелом, набить себе голову соломой?
Он повернулся и, задев плечом Грэйнджера, как будто его не видя, выскочил из ямы наверх.
Перевел с английского
РОСТИСЛАВ РЫБКИН
ГЕРБЕРТ В. ФРАНКЕ
Анклавы[9]
Они стояли группами перед стеной из искусственного стекла и смотрели вовнутрь. Им приходилось щуриться, так как помещение было ярко освещено изнутри — свет шел от прожекторов, чьи слепяще-белые лучи образовывали правильную сетку световых точек на потолке. Неприятная белизна лежала, словно пыль, над всем ландшафтом, устроенным и поддерживаемым там, внутри: уложенные камнем дороги вели через траву и цветы, кое-где виднелся куст или дерево, но так, что они не заслоняли вида. Там и сям можно было рассмотреть странных, заросших волосами четвероногих животных. Они лежали на земле или устало бегали вдоль стеклянной стены. Но самое неприятное впечатление оставляли главные обитатели этого сооружения — человекоподобные существа с бледной, белесоватой кожей, широко раскрытыми глазами и вывернутыми ноздрями, с сухими, хрупкими кистями рук. На них была такая же одежда, что и на тех, кто разглядывал их сквозь стекло, но одежда эта выглядела на них как-то неуместно, даже непристойно.
— Они вправду такие же люди, как и мы? — спросила маленькая девочка, цепляясь за рукав отца.
— Вправду, это люди, Точнее говоря, были ими. У них те же предки, что и у нас. Раньше мы были больше похожи на них много поколений сменили друг друга, прежде чем различия стали такими большими. Собственно, никто и не знает, почему так получилось.
Они замолчали, продолжая смотреть. Иногда одна из этих карикатур на человека подходила с той стороны к стеклянной стене и всматривалась в них — и тогда стоявшие снаружи невольно отступали назад. Описать эти лица тяжело — людскими были они и в то же время какими-то другими. Кожа их была нездоровой, почти прозрачной, мутнели белки глаз. Были ли они разумными? Опасными?
Девочка спряталась за родителями и выглянула лишь тогда, когда никого из неприятных существ вблизи уже не было.
— А почему их держат в неволе? И что случится, если они вдруг выйдут наружу?
— Они не могут выйти, — объяснил отец. — Они дышат другим воздухом. То, что они едят, подвергается искусственной обработке. Все, что им нужно, стерилизуется и поступает к ним через герметически закрывающиеся шлюзы. Они могут жить только там, внутри. Снаружи они погибли бы.
Среди зрителей прошло движение. Целая стая чужеродных существ пробежала по вольеру и исчезла в одном из зданий, построенных для них. Эти помещения были настолько тесными, что их обитатели не могли находиться там долго — и все же они старались забиться куда-нибудь в уголок, чтобы избавить себя от взоров зрителей.
— Пойдем! Зрелище не из приятных.
Отец потянул ребенка за руку. Но, уходя, девочка оглянулась на вольер — там, укрывшись за кустом, стоял мальчишка и корчил ей рожи.
ЗА 400 ЛЕТ ДО ТОГО
И вот наступило то, чего боялись на протяжении жизни уже нескольких поколений. Договоры, которые регулярно продлевались, суровые предписания, поправки к поправкам, строжайшее разграничение, даже угроза самыми крутыми санкциями — все это теперь потеряло смысл. Полиция, армия, охранные войска тоже ни к чему. Пара открытых люков — и воздух будет зачумлен. Несколько разрушенных плотин — и вода окажется испорченной навсегда. Добровольно ли, по долгу ли службы, кто взялся бы обороняться от врага, невосприимчивость которого защищает его лучше, чем герметически закрытые бронированные двери?
Сперва это было даже приятно. Свободные жители города приветствовали принятое Ответственными решение о продаже участков. Больше не увидишь эти мрачные фигуры, это отребье человечества. Исподтишка обыватели смотрели сквозь щели жалюзи на своих окнах, когда “инородцев” везли на открытых грузовых машинах. Выглядели они ужасно-грязные, подобные слизнякам. И можно было представить, как они, прижатые друг к другу, потеют, издавая неприятный запах. А затем они спрыгнули с грузовиков- мужчины, женщины, дети — и закопошились на отвалах, как муравьи.
