Вернувшись с охоты в сопровождении двух мужчин, Тао подошла к горке обожженной посуды и долго с недоумением рассматривала ее. Потом постукала и горшок отозвался мелодичным звоном. Мужчины тоже долго рассматривали и постукивали изделия…
Владимир проспал почти сутки. Он не слышал ни шумного праздника, устроенного племенем, ни громкого торга и перебранки, но, проснувшись, он увидел, что вся хижина буквально завалена шкурами, а на самом верху красовались лучшие из его изделий. Он понял все. Нахмурившись, Краев вышел из хижины. Сияющая Тао восседала на куче шкур, торгуясь за последний кувшин. Володя подошел и, взяв из ее рук кувшин, отдал старой женщине, которая вместо назначенной цены — пяти шкур, предлагала все, что у нее было: три шкуры. Та поспешно бросила к ногам Тао шкуры и, прижимая кувшин к груди, бросилась бежать.
— Стой! — крикнул Краев.
Женщина остановилась, В глазах ее были разочарование и боль. Владимир подобрал принесенные ею шкуры и сунул в руки женщины.
— Возьми. И скажи всем, что Тао хотела узнать цену всей посуды. Пусть приходят и забирают свои шкуры. Тао они не нужны. Тао хороший охотник. У нее много своих шкур.
Женщина поспешно исчезла в кустах. Тао сидела насупленная.
— Муж не должен вмешиваться в дела жены.
— Зачем тебе столько шкур?
— Тао — великий охотник. Столько шкур нет у целого племени. Теперь я возьму пять мужей.
Владимир наотмашь ударил ее по лицу.
— Вон! Чтобы я тебя здесь больше не видел! Вон отсюда!
Он заскочил в хижину и в ярости начал выбрасывать охапками шкуры, посуду, скребки. Тяжело дыша, он упал на оголенный топчан. Тихо скрипнула дверь, и легкая рука легла на его плечо.
— Уйди!
— Тао ошиблась. Тао не будет брать пять мужей.
Владимир сел на топчан и увидел большие грустные глаза женщины. Гнев медленно растворялся под ее взглядом.
— И на том спасибо, — буркнул он.
— Ты сказал, возьмешь много жен. Тао боялась. Посуды много. Любая женщина возьмет такого мужа. Пата Ши сказала: подумает.
— Кто такая?
— Глава племени.
— Ах ты, старая карга, она еще подумает! А меня она спросила?
— Мужчин не спрашивают.
— Тогда передай ей, что я другого племени! И у нас спрашивают! И у нас живут один муж, одна жена! Муж — глава семьи, а жена помогает!
— Тао будет одной женой. Ты один муж.
— Прости, Тао, если обидел. Я делал посуду, чтобы показать, что может муж нашего племени, а ты дерешь шкуры со своего. Разве это хорошо?
— Тао не надо чужие шкуры.
Владимир ласково привлек ее к себе и поцеловал. Мир был восстановлен. Они навели порядок в хижине, убрали осколки разбитого Краевым в гневе горшка. Из кучи выброшенных шкур отобрали свои, а остальные так и остались лежать живописной кучей. Тао занялась приготовлением еды, Краев решил искупаться, когда послышался гортанный говор и на поляну вышла странная процессия: впереди шли женщины, вооруженные копьями, за ними мужчины несли купленную накануне посуду. Пата Ши вышла вперед.
— Тао! Мы отдали тебе шкуры за посуду. Торг окончен. Почему ты возвращаешь их? Посуда хорошая. Она стоит больше, чем мы давали, но торг окончен. Что скажешь?
По тому, как испуганно взглянула на него Тао, Владимир понял, что дело принимает нешуточный оборот.
— Это я вернул вам шкуры.
— Мужчины молчат, когда говорят женщины!
— Мы другого племени. У нас мужчины и женщины равны.
— Тао нашего племени.
— Была ваша, стала наша. Вы выгнали ее из племени, и она больше не принадлежит вам.
— По законам нашего племени нарушивший договор наказывается смертью, — сказала Пата Ши.
— Тао не нарушала договора. Разве женщина, получившая кувшин и свои шкуры обратно, обижена на Тао?
— Нет, не обижена, — подумав, нехотя признала Пата Ши.
— Я говорю, что Тао хотела узнать цену этой посуды и потому просит забрать шкуры обратно. Они ей не нужны. Так я говорил женщине.
— Но это значит, Тао нарушила договор! — торжествуя, воскликнула Пата Ши.
— Нет. Ведь посуда, которую вы хотели получить, остается у вас.
Наступила длинная пауза. Глава племени долго думала.
— Мы не понимаем тебя.
Владимир улыбнулся.
— А попять не трудно. И посуда ваша, и шкуры ваши. Племя одобрительно загудело.
— Мы не понимаем твоих законов, — упрямо повторила Пата Ши, недовольная тем, что Краев своими словами сумел склонить симпатии племени на свою сторону.
— Когда ты убиваешь козу, что ты с ней делаешь? — спросил Краев.
— Я снимаю с нее шкуру, а мясо съедаю.
— Одна?
— Едят все, кому я даю, — с достоинством ответила глава племени, не понимая, куда клонит Владимир.
— И ты не требуешь за это с них шкуры?
— Это еда. Каждый должен давать друг другу.
— Ну, а чтобы сварить ее, нужна посуда?
— Да, нужна.
— Вот я и дал вам посуду. Если мало, могу дать еще. Только не сегодня. Когда сделаю.
Пата Ши нахмурилась, уразумев наконец, что Краев отверг все обвинения в нарушении договора, но, чутко улавливая настроение соплеменников, улыбнулась.
— Ты рассуждаешь, как женщина, — она подошла к нему и положила руку на плечо. — Ты достоин быть моим мужем.
— Нет! — Тао метнулась разъяренной тигрицей и сбросила руку с плеча. — Я не отдаю его тебе, Пата Ши!
— Хорошо. Иди на другой конец поляны.
Тао схватила лук, колчан со стрелами и быстро отошла на край лесной поляны.
— Здесь действует законы нашего племени, Пата Ши, — твердо сказал Владимир. — У нас не бывает поединков.
— Она нашего племени и приняла вызов. Из уважения к тебе я кину ей копье.
— Я не нуждаюсь в твоих копьях, Пата Ши. У меня своих стрел полный колчан. И все они остры, как зубы Тхо!
— Умирай, как хочешь, — отозвалась Пата Ши и, прицелившись, метнула копье.
Тао легко увернулась.
— Я жду твоего третьего копья, Пата Ши, из уважения к твоей старости.
В ярости Пата Ши метнула второе копье, и сейчас же ей передали третье. Тао стояла прямо, держа лук наизготовку. Копье было брошено точно, но Тао сделала шаг в сторону, и оно сломалось от удара в дерево. Прежде чем Пата Ши успела взять четвертое копье, коричневая оперенная стрела из твердой древесины пробила ей левый бок. Женщина закачалась и рухнула. Громкий стоголосый вопль потряс воздух. Пата Ши была мертва. Тао подошла уверенной пружинистой походкой и подняла лук вверх, призывая к молчанию.
— Люди Большой реки! По нашим законам, я, выиграв честный поединок, могу забрать всех ее мужей, детей и имущество. Я не стану так делать. Возьмите каждая, что пожелает. Заберите и ее, пусть не омрачает моего торжества. А эти шкуры, — она кивнула на кучу шкур, все еще лежавших на краю поляны, — ваши. Нам они не нужны.
