Но я мог иное. Я мог попробовать просто промыть Ричарда. Теми растворами, которые были созданы совсем недавно, но уже входили в аптечки всех космических кораблей.
Эти растворы были последним и самым веским словом в земной фармакологии. Их достоинство состояло в том, что они удаляли из человеческого тела буквально все вещества, определенные медиками как "не родные" для человека. Как достигался такой эффект - я не знаю. Но знаю, что эти уникальные растворы в считанные часы справлялись с самой сложной, острой интоксикацией, вызванной каким бы то ни было, даже неизвестным науке веществом.
А если так, думал я, то в те же считанные часы из тела Ричарда Томпсона будет удален кальмар, который слился с ним на плато. И Рич будет здоров.
Чтобы использовать все возможности, которыми я обладал в таком незнакомом деле, как раскодировка, я приказал Ланцу заодно ввести в раствор капельницы и все известные "обычные" дезинтоксикаторы. Чем черт не шутит: любое из веществ приготовленного раствора могло оказаться нейтрализатором-раскодировщиком для вещества протоплазмы!
И вот теперь я усыпил своего друга и, как сказал Ланц, "процесс лечения больного начался"...
- Сколько он проспит, Ланц? - тихо спросил я.
- Не меньше двенадцати часов, сэр.
- Дай мне что-нибудь из того, что восстанавливает функцию травмированной печени. Вместе с обезболивающим. И разбуди ровно через десять часов.
- Будет исполнено, сэр. Капсулы с заказанным вами лекарством ждут вас на столе в бытовом отсеке.
Я быстро приготовил себе пару сэндвичей, выпил чашку горячего успокаивающего чая, проглотил лекарства и, не раздеваясь, рухнул на диван в бытовом отсеке.
Тот диван на котором когда-то спала Лотта...
Таким образом, в ту ночь я все же сумел исполнить все свои желания. Но ведь эти маленькие желания-терзания были пустяками по сравнению с тем, что точило меня уже столько дней, что не давало мне спать, гнало из одного конца Галактики в другой, сжимало сердце тоской и неуверенностью, терзало острым чувством вины...
На самом деле, подумал я, засыпая, у меня есть только одно желание: спасти ее. И быть рядом.
"Лотта, где ты? Что с тобой?"
Меня разбудил громкий голос Ланца:
- Вставайте, сэр. Вы спали ровно десять часов. Ваш пациент просыпается.
Меня как будто дернуло током:
- Как так? Ты же говорил, что он будет спать не меньше полусуток!
Ланц деликатно погудел, потом ответил:
- Диурез, сэр. Повышенный диурез. Как всегда при введении большого количества жидкости в кровь. Это его разбудило.
Я вскочил с дивана и выхватил из ящика стола револьвер.
- Не волнуйтесь, сэр, - успокоил меня Ланц. - Ваш пациент сейчас не опасен. В настоящий момент он испытывает остаточное действие снотворного. Движения замедлены, нескоординированы. Взгляд отсутствующий.
Я немного успокоился, плеснул себе в лицо холодной воды из-под крана, засунул револьвер за пояс комбинезона и быстро прошел в зал.
Ричард Томпсон лежал на кушетке в том же положении, в котором я его оставил: на спине и с иглой, воткнутой в вену правой руки. Глаза его были открыты, бессмысленный взгляд уперся в потолок. Я вынул из-за пояса револьвер и руку с оружием завел за спину. Потом настороженно приблизился к "пациенту".
Кто он теперь? Друг или враг? Что мне ждать от этого человека? В принципе, тот состав, который прошел по путям кровотока Томпсона, должен был обеспечить стопроцентный успех моего замысла. Я был уверен, что Ричард здоров. Но все же осторожность, хотя бы на первых порах общения, не мешала.
Томпсон медленно повернул голову на звук моих шагов. Увидев меня, улыбнулся, взгляд его оживился. Я отметил, что серовато-стальной оттенок его радужек исчез: глаза Рича стали такими же чисто-голубыми, какими я их знал на Земле.
Ричард Томпсон протянул мне руку.
- Денни, я понял... Ты очистил меня от этой твари, да?
Я молчал, стоя посреди зала и покачиваясь на носках.
- Я все помню, Дэн. Память мне не отшибло.... Это был не гипноз, а... Как-будто тебе на глаза одевают очки с цветными стеклами, и ты начинаешь воспринимать мир в другом спектре... Ты понимаешь?
Он хотел приподняться, но игла шевельнулась в вене и причинила ему боль. Он сморщился.
- Можно вынуть иглу?
Я кивнул и сказал:
- Вата и спирт на полке рядом с твоей головой. Продезинфицируй рану.
Он освободился от капельницы и сел на кушетке. Я молчал. Томпсон немного помялся и спросил:
- Извини, Дэн, но прежде всего... Где у тебя туалет?
А, ну да, диурез. Совсем запамятовал. Что значит не профессиональная сиделка. Я кивнул в сторону бытового отсека и сказал:
- Только ничего там не придумывай, Рич. У меня револьвер.
Когда он вернулся и снова сел на кушетку, я спросил:
- Ты помнишь, что вчера чуть меня не убил?
Он поднял на меня свои голубые глаза и тихо произнес:
- Это был не я, Дэн, неужели ты не понимаешь?
И вот тут я поверил ему. Окончательно и бесповоротно. Не знаю точно почему. Наверно, потому, что в первый раз после его лечения наши взгляды встретились напрямую. Мы смотрели друг другу в глаза. И в его глазах я увидел только бесконечное чувство вины, смятение и боль. И еще радость - от того, что он снова человек, а не зомби. И видит перед собой меня, именно меня, своего старого друга Денни Рочерса.
- Дэн...
Я сунул револьвер в карман, подошел к нему и сел рядом:
- Как ты себя чувствуешь, Ричард?
Он уткнулся лицом мне в плечо и долго молчал. Я держал его руку в своей и не отпускал до тех пор, пока он не поднял голову. Я посмотрел на него. Ричард уперся злым взглядом в потолок.
- Сука... - простонал он сквозь стиснутые зубы. - Эта тварь! - Он повернул ко мне искаженное ненавистью лицо. - Ты представляешь, что здесь происходит, Дэн? Представляешь? А сколько наших ребят погибло - в тех кораблях, которые отказывались идти сюда? Знаешь? А как мы здесь живем - как скоты, как рабы, как...
- Я представляю в общих чертах, - решительно прервал его я: поведение Ричарда стало походить на истерику. - А ты мне расскажешь подробности. Потом. - Я ободряюще улыбнулся ему и обнял за плечи. - Успокойся. Теперь ты в безопасности, мы вместе. И справимся с этой гадиной, поверь мне. Ведь я прилетел сюда именно для этого.
- Да?
Он посмотрел на меня остановившимся взглядом и судорожно вздохнул, как вздыхают дети после плача. Потом потрогал челюсть и обиженно спросил:
- Слушай, Дэн, ты не мог вчера быть повежливей?
И тут я расхохотался. Очень уж меня достало это слово "повежливей". А может быть, допек беспомощно-ребяческий вид боевого майора Томпсона. А может, это сработало напряжение последних суток - страх последних суток, разочарование последних суток, смерть, которая ожидала меня все эти последние сутки, - на подлете к планете, под днищами кораблей на ночном космодроме, в схватке с Томпсоном...
