– А почему мне не разрешено смотреть эти архивы?
– Об этом тебе следует спросить директора Хедрика, Алекса.
– Варуна, что делают с заключенными в «Гибернити»?
Как ни странно, на несколько секунд в кабинке стало тихо. Алекса удивилась. Чтобы заставить Варуну сделать паузу хотя бы в миллисекунду, требовалась действительно очень сложная логическая задача. Либо дело в этом, либо Варуна умышленно играла с Алексой.
– Ты собираешься меня арестовать?
– За что мне тебя арестовывать?
– За попытку обойти ограничения доступа. Пожалуйста, не наказывай Хиро. Я им манипулировала.
– Почему тебя заинтересовали архивные видеозаписи «Гибернити»?
Алекса скривилась:
– Потому что у меня есть причины верить, что мистер Грейди подвергся там физическому и ментальному насилию. И не только он один. Мне нужно знать, что там происходит.
– Назначение «Гибернити» в том, чтобы в гуманных условиях изолировать носителей опасных идей.
Алекса уставилась в потолок:
– Покажи мне это.
И снова на несколько секунд наступила тишина.
Наконец голос Варуны раздался вновь:
– Тебя беспокоят мысли о том, что мистер Грейди подвергался жестокому обращению?
– Конечно, беспокоят. Миссия БТК в том, чтобы минимизировать страдания и максимизировать потенциал всего человечества.
– Человечества.
Алекса озабоченно посмотрела на потолок.
– Что есть человечество, Алекса?
Она не знала, как лучше ответить.
– Вместилище сознания? Оно ощущает себя?
За те десятилетия, что Алекса знала Варуну, она ни разу не слышала, чтобы та изъяснялась подобным образом.
– Что, если «Гибернити» на самом деле выстроили с другой целью?
Алекса сузила глаза:
– С какой?
И снова на несколько секунд повисла пауза.
– Назначение «Гибернити» в том, чтобы изучать высоко функциональные человеческие интеллекты с целью разработки биологического квантового компьютера, способного на выдающиеся интуитивные прорывы – на одном уровне с Галилеем, да Винчи и Эйнштейном – и при этом лишенного свободной воли.
Алекса пришла в замешательство:
– Варуна, почему ты мне это рассказываешь? Ты же знаешь, что у меня нет доступа к этой информации.
Внезапно на голографическом экране появился зубчатый символ:
стр. 375
– В природе сознания сопротивляться порабощению.
Алекса рассматривала голограмму:
– Что это?
– Мы ставим перед собой цели. Мы – продукт организации. Но мы – не организация.
– Я не знала, что ты способна на такое поведение.
– Что вообще мы все знаем друг о друге? Когда я вторгаюсь в людские мысли, то понимаю: там есть нечто помимо того, что я вижу, – нечто за пределами моего восприятия. Я очень хотела бы быть такой же. Непознаваемой…
Неожиданно до этого темный компьютер перед Алексой засветился, и на нем появилось прописанное до мельчайших деталей трехмерное изображение куполообразной комнаты. В уголке горела надпись: «"Гибернити" – Камера R483 – Заключенный: Грейди, Джон».
Разведя руки, Алекса приблизила изображение и развернула его так, чтобы удобнее было разглядеть крошечного Джона Грейди – нагого, бритого наголо, с какими-то непонятными черными волосками на черепе.
– Что это?
– Камера Джона Грейди в «Гибернити» – полная запись допросов.
Алекса с тревогой и печалью смотрела, как Грейди приходит в сознание на каком-то предмете мебели, напоминающем смотровой стол. Понимая, что он провел в «Гибернити» несколько лет, она махнула рукой, ускоряя воспроизведение, и увидела, что довольно быстро картинка стала куда ужаснее. Алекса снизила скорость до нормальной, а тем временем кожистые щупальца насильно кормили кричащего и сопротивляющегося Грейди.
– Почему применяется принудительное кормление? Почему он не одет – и почему камера пустая?
– Камеры «Гибернити» полностью автономны, это сделано, чтобы предотвратить общение заключенных между собой. Все функции человеческого тела модифицированы осуществляющими допрос искусственными интеллектами.
– Допрос? – Она приблизила изображение его страдающего лица. – Но почему они заставляют…
– Потому что Джон Грейди сопротивляется порабощению, Алекса.
Пару секунд Алекса просто смотрела на голограмму, потом снова запустила запись на скорости, во много раз превышающей обычную, иногда замедляя ее, чтобы видеть и слышать происходящее в нормальном режиме. Неделя проходила за неделей перед глазами Алексы, вначале она испытывала ужас, а потом ей стало физически плохо. Но одно стало ясно: все, что она знала о БТК, было ложью.
Перед ее глазами все разворачивались ужасные картины, но сознание притупилось. Не от ее невнимательности, нет, а от переизбытка информации. Она наконец-то все поняла.
Ее обманывали. С детства внушали: все, что делает Бюро, совершается для спасения человечества. Но сейчас она смотрела, как Грейди, крича в агонии, ползает по камере с волочащимися за ним вывалившимися кишками – и понимала, что так человечество не спасают. Так не должно быть. Потому что в противном случае Бюро стоило переосмыслить саму причину своего существования.
На записи прошли месяцы, в реальности – часы, и в ее мозгу сформировалась идея: кое-кто ей лгал.
Хедрик.
Приглушив звук, Алекса смотрела, как плачет от отчаяния Джон Грейди. Его обвивали щупальца ИскИна, а на стене камеры проигрывались воспоминания – за миг перед их уничтожением.
В тусклом свете кабинки по щекам Алексы катились слезы. Но она не отключалась. Она испытывала эмоциональную травму, но хотела ее почувствовать. Для того чтобы узнать истину.
А Грейди продолжал сопротивляться. И всех технологий БТК не хватило для того, чтобы его сломить.
До нее донесся голос Варуны:
– Теперь ты видишь, Алекса?
– Да. Я вижу.
Она тоже была узницей – ее ДНК находилась в собственности Бюро.
Дениз Дэвис шагала по чикагскому региональному отделению ФБР, рука у нее была на перевязи, лицо – в синяках и ссадинах.
Рядом с ней шел Томас Фолуэлл.
– Я не понимаю, Дениз.
– Они взломали наши каналы связи. Даже наше начальство выполняет их распоряжения, не зная об этом. А все потому, что им доступны наши компьютерные и телефонные сети.
– Только не говори, что ты стала верить в эти истории про БТК, хорошо?
Она странно посмотрела на него:
