Теперь, хорошо осмотрев и обшарив карманы спящих, Вольфрам заметил, что у полковника руки испачканы в крови. Еще достаточно свежие пятна. На стене он увидел след пальцев, размазанный кровью по обоям.
— Все силушка буйствует, гнида, — с ненавистью прошептал Вольфрам. — Но и тебе, слава богу, досталось.
— Ты все еще хочешь взять его с собой? — шеф с сомнением оценил размеры тела полковника.
— А что? Он же мне в прошлый раз так и не представился! Надо же дать ему возможность исправить ошибку. И потом, должен ведь у нас быть свой источник информации из КГБ! Хоть что-то мы должны узнать об этом парне. Они, наверное, лучше знают, кто он такой!
— Ладно, попробуем как-нибудь утащить, — скривился Анисимов, еще раз окидывая взглядом немалое тело.
Вольфрам приподнял спящего, схватил под грудки и, сам краснея с натуги, подтащил ближе к выходу.
— Ух, какой здоровый, гад. Потяжелее нашего ГРОБинушки будет. Не знаете, может, он уже не полковник, а генерал? Весу-то сколько! А, Сергей Иванович? Как думаете?
Анисимов схватил полковника за ноги.
— Потащили, — сказал он.
— То-то они удивятся, когда полковника не обнаружат, — выдохнул Вольфрам, перешагивая сначала через одно тело, затем через водителя. — Может им записочку оставить?
— Не болтай. Тащи, давай! — пыхтя и отдуваясь, ответил Анисимов. — Шутить будем, когда дело раскроем.
9-я группа особый отдел КГБ 40-й Армии.
Из допроса военнопленного Хабиба Урсулямова, уроженца Таджикистана,
бывшего прапорщика СА, подозреваемого в сотрудничестве с боевиками отряда Абдулхамида.
3 июня 1981 г.
Следователь: майор Тополев А.В.
Следователь: Ваше имя, фамилия, звание?
Урсулямов: Алла акбар!
С.: Повторяю: имя, фамилия, звание?
У.: Алла акбар!
С.: Урсулямов, Хабид Рахилламович, родился в Душанбе, в 1976 году окончил школу прапорщиков в Ленинграде. В 1980 году вместе с полком, в котором служил, был направлен в Афганистан для помощи братскому народу. Месяц назад дезертировал из расположения полка и перебежал на сторону афганских боевиков. Был замечен в отряде Абдулхамида, ведущим боевые действия в провинции Герат. Как видишь, Хабиб, нам много о тебе известно. По-русски ты прекрасно говоришь, так что я не собираюсь заморачиваться с переводчиками. В твоих интересах честно и правдиво отвечать на вопросы и всячески сотрудничать со следствием. Ты согласен?
У.: Алла акбар!
С.: Если ты будешь продолжать упрямиться, мы привезем для опознания твою семью — отца, мать, сестер. Так как, разговор у нас состоится? Ты ведь сам сдался. Значит, чего-то хочешь. Я ведь не дурак, на истинного правоверного ты не тянешь, но если хочешь закосить под сумасшедшего фанатика, то в дурдом я тебя упеку на всю оставшуюся жизнь. Молчишь? Ну, думай, думай. Если поможешь мне, я обещаю, что твое дело яйца выеденного стоить не будет. Если крови за тобой нет, а это мы узнаем, сурового наказания не получишь.
У.: Что вы хотите?
С.: Вот это другой разговор. Мне нужно найти одного военнопленного. Его зовут Олег Ляшко. Он был в лагере Абдулхамида.
У.: Пророк, мир ему и благословение Аллаха, сказал: «Поистине, отговорки в разговорах избавляют от необходимости лгать!» Я не хочу врать. Но вы мне все равно не поверите.
С.: А ты расскажи. Для начала, как ты оказался у душманов? Как переметнулся?
У.: Они не душманы, а правоверные муджахидины. Я не переметнулся. Я хотел вернуться в веру отцов.
С.: Но кто тебя надоумил?! Ты ведь был правовер… тьфу, примерным комсомольцем. Ладно, если бы тебя в плен взяли, но ты ведь сам ушел.
У.: Я был одержим джинами. Теперь я знаю.
С.: Джинами, говоришь?..
У.: Вам не понять. Вы — люди без веры.
С.: Значит, это джины велели тебе предать свою страну и совращать пленных? Например, Олега Ляшко. Ведь ты вел с ним разговоры. Этому есть свидетели…
5 июня 1981 г. Сибирск.
В тот момент, когда Вольфрам еще только преследовал черную «Волгу», а экипажи ГАИ только собирались гнаться за шальным лихачом, Олег Ляшко совершал не менее головокружительно быстрый забег по двум оставшимся адресам, благо все они располагались довольно близко друг к другу. Сил и дыхалки ему хватало на то, чтобы за несколько минут, напрямую через дворы, через скверы, добежать до нужного дома, в два счета подняться по лестнице, взломать дверь пустующего жилища (они все, как на подбор, жили холостяками), впитать в себя его энергию и осознать, что здесь произошло всего несколько дней назад, когда он побывал здесь вместе с другими «мечеными».
Он не желал никому смерти. И ужасно было сознавать, что он причастен к гибели ученых.
Это не я убил их. Это Легион. Ледяной Улей! — повторял он.
Это ему нужны чужие мысли, чьи-то знания!
Еще недавно Олег помнил только словесный текст формулы, от которой в его голове долго оставался непонятный след:
«Система обратной проекции… Направление аш-два параллельно вектору скорости…»
Но теперь, поднимая из бездны остатки утерянной памяти, заново лепя из них цельный пласт воспоминаний, Олег Ляшко начал отчасти понимать, что это была за формула и зачем она нужна.
Все эти ученые делали Смерть. Только так Олег мог назвать то, что открывалось его сознанию: все эти формулы, словесные и математические, какие-то образы, чертежи установок, — все вместе складывалось в невообразимо сложную картину, в которой не оставалось места Человеку. Мясоедов и другие — они в итоге должны были изобрести Смерть. Разумеется, это было оружие. Но такое, по сравнению с которым ядерное могло показаться детской забавой. Как ни взрывай бомбы — кто-нибудь останется жив. Но после этой — не будет никого. И самый парадокс заключался в ужасающей простоте этого оружия. Один физик изобрел установку, которая показалась интересной химикам, а те, в свою очередь поделились результатами своих опытов с биологами. Три науки соединились воедино, чтобы сплестись в экстазе открытия, которое могло перевернуть все представления о существующем порядке вещей, но никто еще не подозревал, чем все это кончится. Тот человек с красным лицом — он курировал этот проект. Разумеется, и сам не зная его конечный результат.
Не смерти желал Легион — но спасения. Несколько жизней — ради всех.
«Мы хотели забрать эти знания. Навсегда! Но мы можем их забрать только через смерть и исчезновение!»
Так значит, я зря боялся «меченых»?
