Все дело было в первой фразе первой встречи. Тогда, пять лет назад, он поднялся в сопровождении целого десятка военных чином поменьше в квартиру Глора, развернул рыдающую Аларью к себе, приподнял ее подбородок рукой, затянутой в перчатку, и произнес фразу, которую женщина запомнила навсегда.
Аларья не умела прощать и не считала это недостатком.
Звонил глава дипломатического ведомства. Суть приказа — в течение часа собрать личные вещи и прибыть в Синюю Башню для инструктажа — была не менее оскорбительна, чем тон, которым руководитель совсем другого подразделения правительства обращался к правительственному консультанту по проблемам молодежи. Женщина попыталась возражать, но главный дипломат передал трубку кому-то из подчиненных, и Аларья узнала много нового и интересного. Что объявлено военное положение, что она мобилизована согласно положению в списке первого эшелона, и что в случае невыполнения приказа придется пообщаться с военным трибуналом.
— Что случилось-то? — изумилась она. — И почему я узнаю об этом только сейчас?
— Личную почту надо регулярно читать. Хотя бы правительственную… — ответила неведомая стерва из дипломатов и отключилась.
Аларья просмотрела текстовые сообщения на коммуникаторе и обнаружила, что действительно ухитрилась пропустить сообщение. Мощность сигнала на браслете она давно свела к минимуму и банально проспала едва заметную оповещающую вибрацию. С планом «Рассвет над рекой», как некий штабной романтик зашифровал ситуацию встречи с иным разумом, она была ознакомлена года четыре назад и вместе со всеми присутствующими похихикала над названием, над ситуацией и над инструкциями. Сама идея казалась пошлым порождением фантазии перестраховщика, насмотревшегося дешевых космоопер.
Теперь, надо думать, кто-то перепил водки, и ему привиделись зеленые человечки. А потому Аларья должна бросать все дела, собирать вещи и отправляться невесть куда, невесть зачем. Не иначе как проводить для зеленых человечков экскурсии по достопримечательностям столицы? «Это памятник первым колонистам, это — памятник героям обороны планеты, это — мемориальный комплекс борцов с эпидемией мутировавшего гриппа, а это пан президент Кантор, памятник напрасным надеждам на преобразования…».
В Синей Башне ее обрадовали еще сильнее, сообщив, что отныне она является консультантом по межкультурным коммуникациям дипломатической миссии, которая будет вести переговоры с миссией Синрин. Инструктировал ее глава дипломатического ведомства. Его Аларья видела второй раз в жизни. Первый раз они пересеклись на расширенном заседании правительства и немедленно возненавидели друг друга. Аларья дипломата — за воинствующую самоуверенность в вопросах синринской культуры; дипломат Аларью — за нелицеприятное указание на количество ошибок в деятельности группы дипломатов, проваливших задание. После трехсотстраничного анализа допущенных промахов в правительстве стали прислушиваться к ее словам.
— Вы хотите сказать, что я — лучший специалист по этому вопросу?
— Нет, — с видимым удовольствием разочаровал ее дипломат. — Лучший специалист попал в аварию по дороге сюда. Вы — единственный свободный… гхм, специалист, если можно так выразиться.
— Я столь же высоко ценю ваши профессиональные качества, — улыбнулась Аларья.
Приятную пикировку можно было бы продолжать очень долго, но тут появился их величество диктатор, он же пан президент, и противная сторона получила количественный и качественный перевес. Президент был не из тех мужчин, которых можно поставить на место парой фраз. Невероятная самоуверенность окружала его ледяным щитом, с которого соскальзывали все попытки уязвить или задеть.
— Милая барышня, — продемонстрировал ряд безупречно ровных зубов Кантор. — Мы все ценим ваше остроумие, даже если оно переходит в прямую стервозность. Надеюсь, вы сумеете продемонстрировать его синринцам и предстанете перед ними во всеоружии. Уповаю на то, что вы давно никого не кусали и весь запас яда при вас.
— Отчего бы не послать тогда змею в коробочке?
— Вы предлагаете упаковать вас в коробку?
Аларья плотно сжала губы, зная, что щеки вспыхнули алым. Краснеть она так и не отучилась, а проклятый румянец проступал через любую косметику.
— Пан Залесский, оставьте нас, — махнул рукой президент.
Теперь в комнате остались лишь трое, причем охранник проходил по разряду мебели. Члены правительства привычно не замечали личную охрану. При них ели и спали, скандалили и трахались; охранники всегда были рядом, немые, неслышные, но готовые вмешаться, если подопечному угрожала какая-то опасность. Аларье казалось, что она одна видит в бесстрастных фигурах в бежевой форме живых людей.
— Аларья, я не буду спрашивать, за что вы меня ненавидите. Это ваше личное дело, — помолчав, сказал Кантор. — Я знаю, что ваша неприязнь ко мне не распространяется на наше общее государство. То, что происходит сейчас, угрожает именно ему. Причем это угроза из разряда тех, что может смести всех нас, как пылинки со стола. Действуйте не мне назло, а в интересах Родины. Это моя, если угодно, личная просьба. Мольба…
— Почему же я, пан президент?
Кантор отошел к окну, сквозь жалюзи глядя вниз. «Надо же, — подумала вдруг Аларья. — Охране все же удалось отучить его от дурацкой манеры высовываться из окна». Рука лежала поверх пластиковых плашек, не раздвигая их. Запястье, стиснутое длинной элегантной манжетой рубашки. Голубой полупрозрачный камень, вольнинский топаз, в запонке — так изящно и старомодно…
— Потому что именно вас выбрали из списка кандидатов психологи. Потому что вы умная женщина, — казалось, что он говорит с окном. — Потому что вы едва ли захотите неприятностей родной сестре.
— Вы посылаете меня вытирать сопли своей жене? — вскинулась Аларья. — Спасибо за доверие, нельзя ли отказаться?
Президент повернулся от своего окна, оперся руками на стол. Теперь глаза обоих были на одном уровне, и женщине захотелось заслониться от взгляда Кантора. В идеале — свинцовой пластиной толщиной в полметра, и то новоназначенная консультант-культуролог не была уверена, что пластина устоит.
— Вы знаете, что такое терять близких, Аларья?
— Знаю, господин президент, — почти ласково ответила она, чувствуя, что голос леденеет до температуры сжиженного азота.
— Я надеюсь, что вы не захотите испытать это чувство вновь.
— Вы мне угрожаете? — опешила Аларья.
— Вы с ума сошли?! — не меньше удивился Кантор. — Я говорил только о том, что и у вас, и у меня остался лишь один близкий человек. Арья. Моя жена и ваша сестра. Я на переговоры отправиться не смогу. Не отправлять ее не могу тоже. Зато из трех равно годных кандидатур я выбираю вас. В надежде на то, что и патриотизм, и родственные чувства помогут вам справиться. Ясно?
