— Я рассчитывала, что ты будешь фыгодно фыглядеть на фоне сфоих коллег. Стефан Дозса хорош, но… тороплиф. Быть может, не слишком много обещает. И я не уферена ф том, что найду еще одного — Фейзенберг на фcе предложения отфечает как истинно женатый мужчина, у Бродерсена есть его любофница, куда большая красафица, чем я.
Лейно нахмурился:
— Да, это так.
Вновь взгляд Фриды сделался задумчивым.
— Фосхитительная особа — одаренная, она спела несколько сфоих песен, пока снимала мерку, чтобы сшить мне пристойную одежду. Кроме того, она прекрасно готофит. И феликолепно упрафляется с остальной работой кфартирмейстера. Что еще нужно?
— Не могу знать, — торопливо отвечал Лейно. — Мы с ней познакомились недавно. Великолепная девушка. — И вдруг повернулся лицом к ней:
— Лучше расскажи мне о себе, Фрида. Все потерялись в разговорах о Бете, земной политике и тому подобных вещах. Теперь у нас почти не осталось времени… скажи мне, как ты жила?
Корабельный стрелок пожала плечами и выпустила колечко дыма.
— Ну ты ошеломил меня!
— Расскажи мне.
— Только если потом и ты расскажешь мне о себе.
— Моя повесть недолга, — отвечал Лейно. — Я еще молод, и только теперь осознаю насколько. Ты видела больше.
Взяв бутылку и сигару в правую руку, левой она взъерошила его волосы.
— Ты смышлен, Мартти. — Откинулась на подушку. — Ну фот тебе общая картина, если хочешь. Я родилась ф Фосточной Пруссии тридцать лет назад — для меня тридцать фосемь. Семья наша была небогатая, но мы еще помнили, что пару столетий назад мы были юнкерами, а потом постафляли офицероф для софетской империи… да что там, дом моих предкоф стоял напротиф нашего. Фо фремя смуты мой отец был партизаном. Я присоединилась к фрейгейт-югенд; нам драться не пришлось, но мы были готофы. Потом я профаландалась гот, прежде чем записаться ф миротфорческие силы. Там меня подготофили к космосу. Когда начался набор ф команду «Эмиссара», я подала заяфку, и меня приняли.
— А ты не домоседка, — заметил Мартти. По лицу Фриды пробежала тень.
— Хотела бы я фыйти замуш, пофернуть иммунитет, иметь детей, пока мои родители могут порадоваться фнукам. Если они еще жифы… и мы сами не погибнем.
— Тяжело беспомощно ждать.
— Это обычная судьба челофека. Ждать, пока принесут результат анализа, или присяжные фынесут фердикт, или пока не упадет снаряд… да чего угодно. — Фрида затянулась, и ее сигара вспыхнула кровавым Альдебараном. — Страшно другое — это может быть последний шанс челофечества достигнуть сфесд. Наши фраги не останофятся, даже если уничтожат нас до последнего. Они будут бояться бетан, или тех, кто придет фслед за ними, а потому будут бороться за фласть, пока не получат фозможность применить оружие протиф Т-машин фосле Солнца и Феба и тем самым сохранить сфое отшельническое царстфо. Такой фариант слишком фозможен. Мои старики помнят софетских.
— Если не вмешаются Иные, — сказал Лейно. — Или это всего лишь мечта? Быть может, полет на «Эмиссаре» открыл вам какой-нибудь намек?
Лицо Фриды переменилось.
— Нет. Расфе Иные дафали какой-нибудь знак нам, бетанам или другим исфестным им расам?
Фрида опустошила бутылку, звякнувшую о палубу, и ударила кулаком по колену.
— Мартти, мне надоели эти размышления об Иных. Мы думали о них фосемь лет. Бетане погружены ф эти мысли глубже, чем челофек средних фекоф ф христианское богослофие. О, я почуф-стфофала это, когда начала учить язык и помогать им ф исследо-фаниях. Я умею чуфстфофать… фидишь ли, я родом из страны, полной памятных сноф и кошмароф. — И бросила с яростью:
— Забудем пакостных Иных! Мы сами сделаем собстфенную судьбу!
— Возможно, — проговорил он негромко. — Я и сам так думаю. Я христианин — боюсь, не особо хороший, — и это заставило меня поразмыслить об их влиянии на нас. О, конечно, они только вид, обогнавший нас в науке и технике. Должно быть, и в развитии разума, но неужели он имеет такое значение? Я не удивлюсь, если наши голотевты окажутся такими же разумными, как они, или даже более. Если они ангелы, как полагает пастор в моем родном поселке, или просто свободны от первородного греха, тогда почему они позволили совершиться Бедам? И ересям, диким культам, которые основаны на поклонении им? Не могут ли они в действительности оказаться самыми настоящими проклятыми демонами? Не знаю, не знаю.
С удивлением Фрида сказала:
— Дафай-ка остафим религию. — И помолчала минуту-другую. — А как насчет музыки, Мартти? Мне бы хотелось Бетхофена — Перфую симфонию, тогда он еще с радостью учился у Гайдна и Моцарта. Мне хотелось бы послушать о счастье.
— Конечно, — сказал Лейно и погладил ее.
Посреди всей гармонии она вернулась к нему, затушила сигару и тесно прижалась.
— Самый феликолепный фон для занятия любофью, — проговорила она.
— Подожди, — пробормотал он. — Мне нужно отдохнуть.
Она протянула руку:
— Не сомнефаюсь, сейчас ты поймешь, что способен на большее. — Пауза, расчет, укол. — Если я не ошибаюсь, Кейтлин Малрайен умеет делать то же самое. — Заметив, как он вздрогнул:
— Не беспокойся. Шутка. Ты милый и хороший парень. Дафай-ка порадуемся тому недолгому фремени, которое остается нам до фхода ф Форота.
Мартти снова закрыл глаза.
В тот день в Торонто Айра Квик изгонял зиму с гигантского видеоэкрана записью Йоркского монастыря. Изображение не было статичным, оно медленно двигалось, открывая тонкие фасады, изящные и высокие своды светящихся окон этой очаровательнейшей из средневековых церквей. Приглушенный до пределов слышимости, но от того не потерявший своей мощи, раздавался григорианский напев. Все вместе напоминало, чего достиг человек, — одинокий и привязанный к земле; теперь его наследству угрожали нелюди. Это зрелище лишь укрепило его решимость.
Семен Ильич Макаров, премьер Великороссии, сидел напротив за столом. Он прилетел сюда инкогнито по срочному требованию Квика.
— Вы являетесь самой могущественной персоной в нашей группе, — сказал североамериканец. — К тому же мы с вами относимся к числу наиболее решительных. Разразился кризис, нам следует посоветоваться и принять решение. Я не мог вдаваться в подробности по телефону вне зависимости от наличия у вас шифрующего устройства. И я не мог посетить вас: все имеющиеся у меня линии связи сходятся в этом кабинете.
Появившись у Квика, Макаров тут же закурил жуткую сигарету, глубоко затянулся и решительно сказал на испанском с акцентом:
— Итак, что вы хотите мне сообщить? — Крепкий мужчина с моржовыми усами и тонкими седеющими волосами, в немодном мятом костюме; пережив гражданские войны, разодравшие его отечество, Макаров посвятил свою жизнь его грядущему воссоединению.
