Их вечера, которые они всегда проводили вместе, казались ему вершиной блаженства, пусть они всего лишь смотрели телевизор или он ей что-нибудь читал. Последнее Перри очень нравилось. Предпочтение она отдавала историческим романам, но иногда соглашалась на детектив.
Перри часто засыпала в половине десятого, крайне редко — позже десяти вечера, тогда как Пол не ложился раньше полуночи или часа ночи. Поздним вечером, после того, как ровное дыхание жены убеждало его в том, что она заснула, он возвращался к журнальным приключениям.
Впрочем, этот вечер он мог посвятить и телевизору. Программа предлагала неплохой выбор. В половине восьмого фильм «Сказать правду», потом «У меня есть секрет», «Шоу Люси», «Шоу Энди Гриффита». Новые серии «Люси» нравились Полу и Перри не так, как прежние. Им недоставало Дези Арназ и Уильяма Фроули.
Повернув на Жасмин-уэй, он почувствовал, как в радостном предвкушении забилось сердце: сейчас он увидит свой дом. Не роскошный особняк, типичный дом с Главной улицы американского города, но для Пола он затмевал Париж, Лондон и Рим, вместе взятые, города, которых он не видел и не сожалел о несостоявшейся встрече с ними.
Но радостное предвкушение сменилось тревогой, когда он увидел стоявшую у тротуара машину «Скорой помощи». А на подъездной дорожке — «Бьюик» Джошуа Нанна, их семейного врача.
Пол побежал к распахнутой входной двери.
В прихожей Ганна Рей и Нелли Отис бок о бок сидели на ступеньках лестницы. Ганна, седая и полная, — домоправительница. Нелли, дневная компаньонка Перри, могла бы сойти за ее сестру.
Ганна от расстройства чувств не смогла встать. Нелли поднялась, но потратила на это все оставшиеся силы и лишилась дара речи. Губы шевелились, но с них не слетало ни звука.
По их лицам Пол, конечно же, понял, что произошло, и мог только поблагодарить Нелли за ее молчание. Он не знал, хватит ли у него духа услышать весть, которую она пыталась сообщить.
Заговорила Ганна, язык которой, в отличие от ног, ей еще подчинялся:
— Мы пытались дозвониться до вас, мистер Дамаск, но вы уже ушли из аптеки.
Из зазора между раздвижными дверьми в арке, ведущей в гостиную, доносились голоса, которые притягивали Пола как магнитом.
Просторная гостиная выполняла двойную роль. С одной стороны, там принимали друзей, с другой — здесь же стояли и две кровати, потому что Пол и Перри спали в гостиной каждую ночь.
Джефф Дули, фельдшер, стоял за раздвижной дверью.
От двери кровать Перри отделяли несколько шагов, но Полу казалось, что кровать находится дальше, чем Париж, в котором он не бывал, чем Рим, куда он и не стремился. Ковер цеплялся за ноги, засасывал, как трясина. Воздух плотностью напоминал жидкость, каждый дюйм давался с неимоверным трудом.
Джошуа Нанн, друг и врач, застыв у кровати, смотрел на приближающегося Пола. Плечи его словно гнулись под непосильной ношей.
Перри лежала на спине, с закрытыми глазами, верхняя часть ее тела покоилась на приподнятой половине больничной кровати.
Стойку с кислородной подушкой подкатили вплотную к кровати. Маска лежала на подушке, рядом с головой Перри.
Ей редко требовался кислород. Сегодня, однако, не помог и он.
Грудной респиратор[43], который тоже пытался применить
Джошуа, лежал на простыне. К помощи этого аппарата, облегчающего дыхание, Перри практически не прибегала, разве что иной раз ночью.
В первый же год болезни ее постепенно удалось снять с аппарата «железные легкие». До семнадцати лет ей приходилось постоянно пользоваться грудным респиратором, но постепенно она смогла дышать без посторонней помощи.
— Не выдержало сердце, — пояснил Джошуа Нанн.
У нее всегда было великодушное сердце. После того, как болезнь иссушила плоть, превратив Перри в тростинку, ее сердце, не поддавшееся страданиям, казалось, стало больше, чем тело, в котором находилось.
Полиомиелит, обычно болезнь маленьких детей, поразил Перри за две недели до ее пятнадцатого дня рождения. Тридцать лет тому назад.
Пытаясь помочь Перри, Джошуа отбросил одеяло. И материя светло-желтой пижамы не могла скрыть чудовищную худобу ее ног, которые превратились в две тоненькие веточки.
В ее случае болезнь протекала так тяжело, что ни о каком использовании фиксаторов или передвижении с помощью костылей не могло быть и речи. Неэффективной оказалась и мышечная реабилитация.
Вздернутые рукава пижамы открывали новые улики, оставленные болезнью. Мышцы левой руки полностью атрофировались. Кисть, когда-то изящная, скрючилась, словно пальцы сжимали некий невидимый предмет, возможно, надежду, которая никогда не покидала Перри.
Поскольку она могла хоть немного использовать правую руку, выглядела последняя получше левой, но далеко не так, как должно выглядеть здоровой руке. Пол сдвинул вниз рукава пижамы.
Накрыл одеялом иссохшее тело жены до тонюсеньких плеч, правую руку положил поверх одеяла, расправил его.
Болезнь не коснулась ее сердца, не тронула и лица. Она оставалась такой же очаровательной, как в молодости.
Пол опустился на край кровати, взял жену за руку. С момента смерти прошло совсем мало времени, так что кожа еще не успела остыть.
Джошуа Нанн и фельдшер молча вышли в прихожую, плотно прикрыв за собой двери.
Так много лет Пол и Перри провели вместе… но как быстро они пролетели…
Пол не мог вспомнить, когда он полюбил Перри. Не с первого взгляда. Но до того, как девочка заболела полиомиелитом.
Любовь росла и росла, а когда расцвела, корни ее укрепились в его сердце.
Зато он точно помнил, когда принял решение жениться на ней: на первом курсе колледжа, приехав домой на Рождество. В колледже он каждый день вспоминал ее, а как только увидел, буквально растаял от счастья. Напряжение, копившееся долгие месяцы, сняло как рукой.
Тогда она жила с родителями. Они переоборудовали столовую под ее спальню.
Когда Пол пришел с рождественским подарком, Перри лежала в кровати, в красной пижаме, читала один из романов Джейн Остин. Сложная конструкция из кожаных ремешков, блоков и противовесов обеспечивала большую свободу движений правой руке. Книга стояла на специальной подставке, но страницы она переворачивала сама.
Пол провел с ней вторую половину дня, остался к обеду. Ел у ее постели, кормил Перри, следил, чтобы их тарелки пустели параллельно, так что трапезу они закончили вместе. Он никогда не кормил ее раньше, но у него все получалось, а она не испытывала в его компании ни малейшего стеснения. И потому ему запомнился их разговор за обедом, а не движения ложек и вилок.
В апреле, когда он предложил Перри выйти за него замуж, она отказалась.
