Они давно перешли на «ты» и относились друг к другу с братской любовью. Здесь, на корабле (и еще больше — в будущем, на Каллисто, в условиях чуждой им жизни), они и были братьями, в более полном значении этого слова, чем оно понимается обычно.
— Именно потому, — возразил Широков, — дорога и покажется длиннее.
— Там увидим! Длиннее или короче, но еще несколько лет придется провести на звездолете. Разве что мы не захотим вернуться.
— Не захотим вернуться? — удивленно спросил Широков. — Разве ты допускаешь, что это может случиться?
— Нет конечно, — улыбнулся Синяев. — Это я так, к примеру.
Находившийся тут же Бьяининь поднял голову от книги, которую внимательно читал, готовя ее к переводу. Он уже совершенно свободно владел русским языком, и, когда говорил на нем, только мягкость звука напоминала, что он каллистянин.
— Обратная дорога, — сказал он, — кажется короче только до середины. А затем она становится все длиннее и длиннее. Можете мне поверить, я сам это испытываю.
— Значит, мы оба правы, — засмеялся Синяев.
— Кроме того… — начал Широков, но не закончил фразы. Что-то случилось.
Они услышали едва уловимый звук удара.
Но не он поразил их и заставил сердца забиться чаще.
Они привыкли, что полет корабля совершенно незаметен внутри него. Гигантский шар летел так плавно и равномерно, что всегда казалось, что он стоит на месте. И вот все трое ощутили легкий толчок. Звездолет чуть заметно вздрогнул.
Несколько секунд они молча смотрели в глаза друг другу и напряженно прислушивались. Но все было тихо. Корабль, как и прежде, казался совершенно неподвижным.
Было ясно, что он летел с прежней скоростью и по прежнему направлению. Если бы это было не так, если бы звездолет хоть немного уклонился от прямого пути или замедлил скорость, люди были бы уже мертвы. При скорости в двести семьдесят восемь тысяч километров в секунду никакое, даже ничтожно малое, изменение режима полета не могло пройти безнаказанно для экипажа. Инерционные перегрузки получились бы чудовищно огромными.
Что же случилось?
Первым бросился к двери Бьяининь. Широков и Синяев поспешили за ним в круглый коридор. Обычно пустынный, он сейчас быстро наполнялся каллистянами, спешившими в центральный пост. Очевидно, все услышали удар и все ощутили слабый, но жуткий в своей непонятности толчок космического корабля.
Широков заметил Мьеньоня и задержался, чтобы поравняться с ним.
— Что случилось? — спросил он инженера, на лице которого не отражалось ни малейшего беспокойства.
— Вероятно, столкновение с частицей метеорита, — ответил Мьеньонь.
— Откуда же взялся здесь метеорит?
— Не метеорит, а крохотная частица метеорита. Межзвездное пространство не пусто.
Они последними поднялись сквозь люк в помещение центрального поста.
Шарообразная комната казалась сверкающей из-за отражения света в восьмиугольных панелях телевизионных экранов. Пульт управления висел в центре этого шара. Перед ним не было кресла, которое при отсутствии веса было совершенно излишним.
Мьеньонь покинул Широкова и направился к пульту, возле которого висели в воздухе Диегонь, Вьеньянь и Ньяньиньг. Широков остался с Синяевым и другими каллистянами у входа.
Ничего угрожающего, по-видимому, не произошло. Лица собравшихся у пульта были спокойны. Они рассматривали многочисленные приборы без той торопливости, которая свидетельствовала бы об опасности, угрожающей звездолету.
Широков слышал, как Диегонь сказал:
— Пробоины нет нигде. Проверим экраны.
Погас свет, и один за другим молочно-белые восьмиугольники как бы уничтожили стенки корабля.
Пульт и люди, собравшиеся в центральном посту, оказались висящими в пустоте, среди черного мрака бесконечного пространства.
Широков вспомнил, какое волнение и даже страх испытал он, когда впервые увидел это волшебное зрелище. Теперь он привык к нему и только обрадовался, убедившись, что объективы телевизионных аппаратов — глаза корабля — не пострадали.
Раздался голос Мьеньоня:
— Кажется, все благополучно.
— Надо проверить астрономические пункты, — сказал Вьеньянь.
Снова вспыхнул свет в центральном посту.
— Проверьте свои аппараты, — сказал Диегонь. — А потом придется выйти из корабля и осмотреть весь звездолет снаружи.
— Я сейчас это сделаю, — ответил командиру корабля Вьеньянь.
Он направился к люку.
— Я пойду с вами, — сказал Синяев.
Оба астронома спустились в люк. Остальные остались в центральном посту — ожидать результатов осмотра.
Широков «подплыл» к Мьеньоню.
— Вы говорили, что на нас налетела частица метеорита, — сказал он. — Разве она могла повредить корпус корабля?
— В обычных условиях, — ответил инженер, — даже крупный обломок, будь он так же крепок, как кессинд, не может пробить стенку звездолета. Но не забывайте, что мы летим со скоростью двести семьдесят восемь тысяч километров в секунду. Это меняет дело. Тут уж самая крохотная песчинка опасна.
— Исключительно редкий случай, — сказал Диегонь. — В межзвездном пространстве, вдали от планетных систем, встреча с метеоритом считается практически невозможной, но… как видите…
— Если эта частица пробила корпус… — начал Широков.
— Она его не пробила, — перебил Мьеньонь. — А если бы пробила, то застряла бы между стенками наружной обшивки.
Вьеньянь с Синяевым вернулись. Астрономические приборы также оказались целы.
— Я выйду, — сказал Диегонь.
— Я с вами, — Мьеньонь посмотрел на Широкова и Синяева. — Может быть, вы хотите?
— Мы были бы очень рады.
В центральный пост принесли четыре костюма. Широков ожидал увидеть что-нибудь вроде водолазных скафандров, но оказалось, что пустолазные костюмы каллистян ничем их не напоминали.
Его попросили раздеться. Прямо на тело натянули что-то, похожее на вязаное трико. Точно вторая кожа, оно плотно сжало его тело и голову. Лицо оказалось закрытым, и Широков ничего не видел. Потом он почувствовал, как на него надели широкий пояс и туго его затянули.
Он услышал голос Ньяньиньга:
— Сейчас вы будете видеть.
Чья-то рука дотронулась до пояса, и вдруг материя на лице стала прозрачна. Широков увидел рядом с собой Синяева, Диегоня и Мьеньоня, одетых так же, как он.
То, что походило на вязаную материю, на лицах было невидимо. Казалось, что лицо не закрыто ею. Но Широков чувствовал нажим «ткани».
— Теперь шлем, — сказал Ньяньиньг.
Это была прозрачная маска, которую надели на лицо и закрепили на затылке. От маски шли гибкие трубки к маленькому металлическому ящику на спине. Сверху на маске находились какие-то странные шарики темно-зеленого цвета, похожие на детский мячик, величиной с небольшой апельсин.
