(Что собой представляют эти планы, было ясно и без уточнений.)
И хотя сказано все это было как бы между прочим, ощущалось, что Храп слегка обеспокоен. Что ни говори, а заполучил он нас к себе не совсем законным путем.
– Может, на это время нам лучше скрыться в каком-нибудь укромном месте? – предложил я.
– Поздно, – ответил Храп. – Всем уже давно известно, что на моей кузнице работают двое чужаков. Наверное, соседи проболтались. Ну ничего, будем надеяться на лучшее.
Но готовиться надо к худшему, подумал я. Очень уж в последнее время все удачно складывалось. Если судьба вдруг дает тебе одну поблажку за другой – обязательно жди беды. Примета верная.
– Ты не говори сыщикам, что мне понятна ваша речь, – попросил я. – Зачем давать повод для лишних кривотолков…
– Разве это имеет какое-нибудь значение? – Храп отложил в сторону молоток и зубило.
– Не думаю… Но начнутся разные расспросы. Где научился? Зачем? Какой злой умысел этим преследовал? Все сыщики на свете одинаковые. Никому не верят. Даже себе.
– А в самом деле, откуда ты знаешь наш язык? Большинство чужаков его даже на слух не улавливают.
– К языкам у меня врожденные способности. Не хуже, чем у вещунов. Я их, наверное, уже больше полсотни знаю, – чтобы не вызвать у Храпа подозрений, приходилось врать напропалую. – Как только попаду в какую-нибудь незнакомую страну, сразу иду на базар или в другое место, где собирается толпа. Потолкаюсь немного, послушаю – и сразу начинаю понимать чужую речь.
– С твоими задатками только Кудесником быть, – не без зависти молвил Храп.
Тут мое любопытство наконец-то пересилило осторожность, и я напрямик спросил:
– Вот ты все время говоришь: Кудесник, Кудесник… Хотя бы объяснил, кто это такой на самом деле.
– Да, наверное, никто, – похоже, что мой вопрос озадачил Храпа. – Просто присказка такая… Спроси у Кудесника… Это одному Кудеснику известно… Тут без Кудесника не разобраться…
– Теперь буду знать, – я постарался скрыть свое разочарование. – А сейчас будь добр и ответь на тот самый вопрос, который прежде относился ко мне. Как ты научился говорить? Надо полагать, что твои родители не имеют к этому ни малейшего отношения.
– Своих родителей я знать не знаю. Наверное, так оно и к лучшему. Родительская забота только портит детей. В этом можно убедиться на примере вещунов. Какие они все изнеженные, ленивые, лживые, падкие на дармовщину… А говорить меня научил мой ровесник Костолом Маета. Заодно и к кузнечному ремеслу приохотил.
– Жив он сейчас? – стараясь не выдать своего интереса, осведомился я.
– Что ему станется! Мы недавно виделись. Он даже подарил мне кое-какой инструмент. – Храп продемонстрировал клещи замысловатой формы, которыми мы еще никогда не пользовались.
– Его кузница далеко отсюда? – продолжал я выспрашивать.
– Раньше далеко была. А теперь поближе стала. В тех местах, где Костолом обитал прежде, иссякла руда. Вот он и перебрался на Слюдяное озеро. Если напрямик, по кочкарнику, так до него вообще рукой подать. По воде будет раза в два дальше… Тебе он зачем сдался?
– Просто так. Интересно стало. Много вас здесь… кузнецов.
– Как раз и нет. Меньше дюжины на все болото. Сам видишь, с заказами не справляемся.
– Меньше дюжины… – повторил я. – И все, наверное, как один – ученики Костолома?
– Конечно.
– А мукомолы откуда взялись? Углежоги? Стражники? Сыщики?
– Про стражников и сыщиков ничего не скажу, я с ними почти не знаюсь. Углежоги из той же компании, что и кузнецы. Вместе с нами ремесло у Костолома перенимали. Мукомолов, хлебопеков и жнецов обучал Обух Злоба. Дело свое знал, ничего не скажу, только уж очень вспыльчив был. Когда его потом прибил жернов, сорвавшийся с оси, никто об этом и не пожалел.
– А сами вы, значит, свое ремесло никому не передаете, – задумчиво молвил я.
– Так ведь пока некому!
Нежданно-негаданно мне удалось выведать у Храпа немало весьма любопытных сведений. Да только ликовать по этому поводу было рановато. Сейчас хватало совсем других забот.
Если перед походом на Ясмень вредоносцы решили основательно почистить свои владения, то и меня могут запросто прибрать под горячую руку.
Неужели опять проклятый загон? Нет уж, увольте Мне и одного раза вполне хватило.
Первым делом нужно хоть как-то изменить свою внешность. И если с ростом, цветом глаз и длиной конечностей ничего поделать нельзя, то над другим броскими приметами стоит поработать.
Зачем мне, например, белая кожа, столь экзотична в этих краях? Или буйная шевелюра?
Добровольно вызвавшись почистить горн, я та перемазался в саже, что стал похож на трубочиста, при чем на трубочиста-мавра. Сено, набитое под одежду сразу придало моей фигуре не свойственную ей прежде солидность, а чересчур приметные волосы я прикрыл широкополой шляпой, ради такого случая специально сплетенной из лыка.
Лучше всего, конечно, было бы вообще постричься наголо, но это могло вызвать недовольство Храпа, весьма ценившего мои волосы, правда, из чисто практических соображений – с их помощью он проверял остроту ножей и серпов.
Все свои сокровища – алмаз, флакон с истомой, яйцо и королевский медальон – я спрятал в дупле росшего неподалеку дерева, как говорится, от греха подальше.
Теперь, когда наиболее опасные улики исчезли, а сам я приобрел сходство по меньшей мере с Отелло, можно было вздохнуть спокойно. Пусть сыщики проверяют меня хоть под микроскопом.
Невольно напрашивалась мысль: насколько мне проще, чем легендарному Штирлицу. Нет у меня ни шпионского фотоаппарата, ни симпатических чернил, ни шифровальных блокнотов, ни инструкций из Центра, ни передатчика, ни радистки Кэт.
Есть только язык, уши, память, не очень умелые руки да на довесок – придурок-некраш… Хотя нет!
Нельзя забывать про яйцо. Вот это настоящий товарищ. Такой никогда не подведет.
Сыщики появились в самый разгар работы, когда над кузней буквально дым стоял коромыслом. Их было… Даже затрудняюсь сказать, сколько их было. Не то двое, не то трое. А вернее всего, два с половиной.
На руках одного из чревесов, столь дородного, что он не влез бы в самую просторную нашу кольчугу, восседало пренеприятнейшего вида существо, отдаленно напоминавшее лысую бесхвостую обезьяну. Вне всякого сомнения, это был прытник – лесной вредоносец, по компетентным сведениям, сволочь из сволочей.
И хотя все почему-то считали чревесов и прытников родными братьями, сам я не улавливал между ними никакого сходства. Общими были разве что некоторые черты лица, вызывавшие ассоциации одновременно и с рылом свиньи, и с харей черта, и с мордой гиены, да еще непропорционально короткие конечности.
