— Думаешь, они мне разрешат с ним увидеться?
— Спрашиваешь, — ответил он не задумываясь. — Не сразу, конечно. Он ведь их козырная карта в игре с тобой. Но если ты вдруг скажешь стоп, никаких больше экспериментов, пока я не увижу папу... — Фраза повисла в воздухе. Соблазнительная приманка. Правда, насаженная на острый крючок и к тому же отравленная, но в таких тонкостях эта храбрая маленькая рыбка не разбиралась.
Она в задумчивости смотрела на него. Больше она ничего не сказала. Тогда.
А спустя неделю Рэйнберд резко изменил тактику. Не то чтобы был конкретный повод, скорее интуиция подсказала, что с советами ему уже нечего соваться. Сейчас больше пристала роль смиренника — так Братец Кролик смиренно упрашивал Братца Лиса не бросать его в терновник.
— Помнишь наш разговор? — начал Рэйнберд. Он натирал пол в кухне. Чарли с преувеличенным интересом рылась в недрах открытого холодильника. Она стояла нога за ногу, так, что видна была нежно-розовая пятка, в этой позе было что-то от уже зрелого детства, что-то почти девическое и все же ангельскиневинное. Он опять почувствовал прилив нежности. Чарли повернула к нему голову. Конский хвостик лег на плечо.
— Да, — неуверенно сказала она. — Помню.
— Я вот о чем подумал: ну куда я лезу со своими советами? Да я даже не знаю, как взять ссуду в банке, не то что...
— Ну при чем тут это, Джон?
— Притом. Имей я голову на плечах, я бы сейчас был вроде этого Хокстеттера. С дипломом.
В ее ответе звучало открытое презрение:
— Папа говорит, любой дурак может получить диплом — были бы деньги.
Он поздравил себя с удачей.
Через три дня рыбка проглотила приманку.
Чарли сказала, что согласна принять участие в их тестах. Но она будет осторожна. И заставит их тоже быть осторожными, если они сами не примут мер. Ее личико, осунувшееся и бледненькое, исказила страдальческая гримаса.
— А ты хорошо подумала? — спросил ее Джон.
— Хорошо, — прошептала она.
— Ты делаешь это для них?
— Нет!
— Правильно. Для себя?
— Да. Для себя. И для папы.
— Тогда ладно, — сказал он. — Но ты должна их заставить плясать под твою дудку. Слышишь, Чарли? Ты им показала, что умеешь быть жесткой. И сейчас не давай слабину. Не то они сразу возьмут тебя в оборот. Будь жесткой. Понимаешь, о чем я?
— Да... кажется.
— Они свое получили — ты получаешь свое. Каждый раз. Ничего задаром. — Он вдруг ссутулился. Огонь потух в глазу. Всякий раз, когда он становился таким вот подавленным и разнесчастным, это было для нее тяжким зрелищем. — Не позволяй им обращаться с собой так, как обращались со мной. Я отдал за свою страну четыре года жизни и вот этот глаз. Полгода я просидел в земляной яме, погибал от лихорадки, ел насекомых, весь завшивел, задыхался в собственном дерьме. А когда я вернулся домой, мне сказали: "Спасибо тебе, Джон", — и вручили швабру. Они меня обокрали, Чарли. Поняла? Не давай им себя обокрасть.
— Поняла, — сказала она звенящим голосом. Лицо его немного просветлело, он даже улыбнулся.
— И когда же прозвучит сигнал к бою?
— Завтра я должна увидеться с Хокстеттером. Скажу, что согласна... только чуть-чуть. И скажу ему, чего хочу я.
— Ты поначалу-то много не запрашивай, Чарли. Это как торговая сделка — я тебе, ты мне. Услуга за услугу, верно? Она кивнула.
— Но ты им покажешь, у кого в руках поводья? Покажешь, кто тут главный?
— Покажу.
Он еще шире улыбнулся.
— Так их, подружка!
Хокстеттер был в ярости.
— Что за игру вы затеяли, черт подери! — кричал он на Рэйнберда. Они сидели в кабинете у Кэпа. "Раскричался, — подумал Рэйнберд. — Это в его присутствии ты такой смелый". Но, присмотревшись, как горят глаза Хокстеттера, как побелели костяшки пальцев и заалели щеки, он счел за лучшее во всеуслышание признать, что, пожалуй, переборщил. Осмелился вторгнуться в священные владения Хокстеттера. Одно дело было вытолкать его взашей в день аварии — Хокстеттер допустил грубейший промах и знал это. Но тут разговор другой.
Рэйнберд обдумывал положение. И молча смотрел на Хокстеттера.
— Вы сделали все, чтобы завести нас в тупик! Вам, черт возьми, отлично известно, что ей не видать отца как собственных ушей! "Они свое получили — ты получаешь свое", — в бешенстве передразнил Хокстеттер. Идиот!
Рэйнберд все так же пристально смотрел ему в глаза.
— Лучше вам не повторять это слово, — произнес он совершенно бесстрастно. Хокстеттер вздрогнул... почти незаметно.
— Джентльмены, — вмешался Кэп; голос у него был усталый. — Я бы вас попросил...
Перед ним лежал магнитофон. Они только что прослушали запись сегодняшнего разговора Рэйнберда и Чарли.
— Судя по всему, от доктора Хокстеттера ускользнул один момент: он и его команда наконец-то приступят к делу, — заметил Рэйнберд. — В результате чего их практический опыт обогатится на сто процентов, если я в ладах с арифметикой.
— Вам просто повезло. Непредвиденный случай, — пробурчал Хокстеттер.
— Что же это у всех вас не хватило фантазии подстроить такой случай? — отпарировал Рэйнберд. — Увлеклись, видно, своими крысами.
— Хватит! — не выдержал Кэп. — Мы собрались здесь не для того, чтобы выслушивать взаимные нападки. Перед нами несколько иная задача. Он повернулся к Хокстеттеру. — Вам представилась возможность сыграть в свою игру, — сказал он. — Должен вам заметить, что вы могли бы высказать больше признательности.
Хокстеттер что-то проворчал в ответ. Кэп повернулся к Рэйнберду:
— Вместе с тем я считаю, что в роли индийских сипаев вы зашли слишком далеко.
— Вы считаете? Значит, вы так и не поняли. — Он переводил взгляд с Кэпа на Хокстеттера и обратно. — По-моему, вы оба проявляете чудовищное непонимание. У вас здесь два детских психиатра, и если это общий уровень, я не завидую детям с нарушенной психикой.
— Критиковать легко, — подал голос Хокстеттер. — В этой...
— Вы просто не понимаете, как она умна, — перебил его Рэйнберд. Не понимаете, насколько быстро она ориентируется в цепи причин и следствий. Иметь с ней дело — это все равно что пробираться через минное поле. Если бы я не подал ей идею кнута и пряника, она сама бы до нее додумалась. Сделав это первым, я еще больше укрепил ее доверие ко мне... иными словами, превратил минус в плюс.
Хокстеттер открыл было рот. Кэп остановил его движением руки и обратился к Рэйнберду. Он говорил с ним мягким примирительным тоном, какой не приходилось слышать кому-нибудь другому... но ведь это и был не кто-нибудь, а Рэйнберд.
— И все же факт остается фактом — вы несколько ограничили возможности Хокстеттера и его людей. Раньше или позже она сообразит, что ее главная просьба — увидеться с отцом — не будет удовлетворена. Кажется, мы все сошлись на том, что пойти ей в этом навстречу значило бы навсегда потерять ее.
