«Она врала тебе. Всегда врала. Она заслуживает наказания».
Знакомый механический голос… Виктор вспомнил, где уже слышал его.
Зеркальный двойник говорил голосом Яна.
Пальцы ученого сжались, ногтями впились в ладони.
«Шлюха».
– Нет!
Он выкрикнул это, словно изверг всю накопившееся в организме желчь. Даже почувствовал ее привкус – обжигающе-кислый.
– Довольно, – повторил он, и призрачный шепот умолк. – Хватит с меня безумия. Хватит экспедиций и экспериментов. И тем более хватит лелеять эту боль.
Он нырнул под текущую из-под крана струю, ловя губами обжигающе ледяную воду. В горле сразу запершило, заскреблось острыми коготками. Но кисловатый привкус пропал, как пропал и шепот зеркального двойника.
Да и самого двойника не было – Виктор теперь видел это совершенно ясно. Не какой-то монстр, не раздвоившийся вдруг безумец, лелеющий мечту отомстить своей девушке.
– Я не такой, – проговорил ученый, и обрадовался тому, насколько твердо звучал его голос. – Я не стану таким, как…
«Это проявляется не сразу или не проявится никогда», – вспомнилось когда-то услышанное им в Выгжеле.
А что, собственно, проявляется?
«Изменение, – так решил для себя Виктор. – Конечно же, это оно…»
«Вы удивитесь, когда узнаете, на что способен человек…»
Это проявляется только тогда, когда тебя предают близкие люди. Когда ты находишься с чудовищем достаточное время, чтобы перенять часть его сути, чтобы поверить в его реальность и примерить на себя его мораль, как маску, забывая порой, что под ней находится твое собственное лицо.
Виктор прошелся по самому краю и едва не сорвался.
Ученый закрыл воду и начал поспешно одеваться. Ему вдруг показалось, что времени страшно мало. Что он может не успеть доехать до Лизы прежде, чем случится что-то невообразимое.
– Тебе надо уехать, – с порога сразу же заявил Виктор.
Лиза подняла на него непонимающий взгляд. В нем была боль, и надежда, и страх, но угроза катилась за Виктором, нарастая, словно снежный ком. И часы с механической холодностью отсчитывали секунды, приближаясь к тому страшному моменту, о котором Виктор пока имел лишь смутное представление. Что именно – он еще не мог объяснить, но интуитивно чувствовал, что это было связано с другой лабораторией, и восходящим над Даром новым солнцем, и почему-то с куколкой мотылька, прилепившейся между рамами в его квартире.
– Ты хочешь, чтоб я уехала? – переспросила она. – Прямо сейчас?
Он взял в ладони ее лицо, и какое-то время смотрел в распахнутые глаза – два чистых изумруда в оправе рыжеватых ресниц. Потом наклонился и поцеловал ее в губы – мягко, едва касаясь. Поцелуй принес с собой привкус карамели и молока, и в сердце тут же защемило, будто таяла сидящая в нем ледяная игла. Тело Лизы обмякло. Она вдруг быстро спрятала голову в складках его шарфа и заплакала беззвучно, лишь мелко подрагивая и стискивая пальцами его плечи. Виктор гладил ее по спине и волосам, и утешал неумело. Потом она успокоилась и отерла слезы. И сразу стала рассудительной и прозорливой Лизой, которую Виктор знал всегда.
– Это из-за Яна? – спросила она.
– Возможно.
Она кивнула.
– Хорошо. Если ты считаешь, что так нужно, я уеду.
И перед тем, как он ушел, она задала, наконец, вопрос, мучавший ее все это время:
– Ты ведь простил меня?
Теперь Виктор не мог врать, поэтому ответил только одним коротким словом:
– Конечно.
Биение пульса отдавалось в голове таким гулом, словно барабанные перепонки были тамтамами, и кто-то исполнял на них варварские мотивы. Оставалось лишь надеяться, что к тому времени, как Виктор попадет на территорию военной базы, Лиза уже будет ожидать прибытия поезда на столичном вокзале. В Славене она будет в безопасности.
Ровно до того момента, пока новое, поднявшееся из бездны солнце не протянет свои протуберанцы во все стороны света. Как писал когда-то Эрнест Лоуренс, описывая испытания ядерной бомбы: это был такой восход, какого никогда не видел мир.
Виктор без труда прошел пропускной пункт на базу – об этом позаботился Штефан Динку, снабдив ученого соответствующей карточкой. Однако вход в восьмой блок, где все это время содержался Ян, оказался перегорожен охранником.
– Ваш пропуск дает вам право на секретность класса «В», – пояснил он. – А этот блок помечен классом «Д». Сожалею.
Для Виктора это было новостью.
– Что это значит? – переспросил он. – Я уже был здесь с агентом Динку.
– Возможно, – не стал спорить охранник. – По личному распоряжению агента Динку вы сможете пройти. Но пока – извините.
Виктор готов был выругаться. Ругательства уже вертелись на языке, но смысла в этом было не больше, чем в детской истерике. В конце концов, что мешало выяснить это раньше? Торий не интересовался судьбой Яна с того первого и единственного раза, когда забирал у васпы биологический материал для исследований. Тогда Ян произвел на него не только отталкивающее, но и удручающее впечатление – не свирепый монстр, не маньяк, а только галлюцинирующий, накачанный наркотой под завязку сумасшедший. Еще немного – и он превратится в ничего не соображающий овощ, и на этом бесславно закончит свое существование офицер преторианской гвардии Дара.
– Мне нужно пройти, – повторил Торий.
– Нет.
– Позвоните тогда Динку, черт возьми! – заорал Виктор.
Охранник подобрался и сделал предупредительный шаг вперед – еще не трогая профессора, но уже явственно показывая, что такое поведение здесь неуместно.
– Я попрошу вас уйти.
Будь профессор спортивным, бескомпромиссным героем какого-нибудь детективного романа, он без колебаний бы показал, где зимуют раки, и охраннику, и высокомерному агенту, и всем остальным, кто только посмеет встать на его пути. Но Виктор не был ни бойцом, ни спортсменом. Поэтому он просто отступил сам, не дожидаясь, пока охранник применит к нему силу, но ответил холодно и упрямо:
– Если я имею право находиться в зоне класса «В», то здесь я и останусь.
Он отошел на некоторое расстояние, расстелил на полу халат и сел прямо на него, поджав ноги. Охранник вытаращенными глазами покосился на него, но промолчал. Это было мальчишество, даже бравада, но Виктор торжествовал.
Отсюда его теперь никто не выгонит – сиди хоть до второго пришествия.
(…пришествия нового бога трансформации, зверя из бездны…)
Кажется, ученому удалось даже задремать, и кому-то пару раз посчастливилось споткнуться о его ноги и не слишком культурно выразить свое отношение к молчаливому протесту Виктора. Ему показалось, что прошло довольно много времени. Однако, сверившись с циферблатом, профессор с удивлением отметил, что прошло не более двух с половиной часов. И то ли звезды в этот день были расположены благоприятно, то ли какая-то невидимая сила помогала ему, но ожидание было вознаграждено.
