Помимо теоретической подготовки, слушателей Отряда постоянно испытывали на многочисленных тренажерах, повышая их устойчивость к возможным космическим нагрузкам и стрессам. Кандидаты крутились на центрифугах, сидели в термокамере и барокамере. Состояние невесомости имитировалось во время полетов на специальном самолете «Ил-76», в гидробассейне и на подвесках.
На этом этапе труднее всего Юрию далась сурдокамера. Он привык всегда быть с людьми и в непрерывном контакте с ними – жил в семье, потом в училище, в авиаполку ему тоже не приходилось скучать. А тут на целый месяц его закрыли в изолированном от всех звуков помещении и даже радио не давали слушать. Считается, что так, через сурдокамеру, у будущего космонавта вырабатывается сопротивляемость к клаустрофобии, к изоляции в условиях космического пространства, которое, как известно, не проводит шумы. Многие из кандидатов, честно говоря, считали это глупостью и перестраховкой – ведь человек на борту космического корабля не находится в изоляции, он постоянно общается с Центром управления полетами, с десятками специалистов, которые сменяют друг друга на постах круглые сутки. Кроме того, на кораблях и орбитальной станции работают десятки устройств – одна только система принудительной вентиляции шумит так, что в прошлые времена это считалось куда большей проблемой, чем изоляция, – но тоже как-то обошлось без серьезных эксцессов.
К числу тех, кто считал сурдокамеру перестраховкой, относился и Москаленко. При этом он полагал, что в самом испытании нет ничего страшного – наоборот, сплошные плюсы: вырвать из плотного графика подготовки неделю-другую, посидеть, почитать в полной тишине, осмыслить свой новый статус. Но оказалось, что всё не так просто. Первые два дня в тишине прошли вполне нормально, а потом Москаленко начал понимать, почему сурдокамеру в Звездном называют «комнатой психов». Самое ужасное, что врачи настаивали: никаких книг, только блокнот для записей. Впору было задуматься, но Москаленко решил, что переживет. А потом начались ягодки – его ввели в так называемый «перевернутый» график работы, когда день начинался в 23 по Москве, а заканчивался в 13 часов следующего дня. При этом работа сводилась к тому, что он готовил себе обеды, клеил на себя медицинские датчики и разглядывал свою обрастающую щетиной физиономию в зеркале. На третий день Москаленко понял, что сходит с ума. Он, конечно же, преувеличивал – медики не отмечали каких-либо значительных сдвигов в его психофизиологическом состоянии. Но сам он чувствовал себя всё хуже и хуже. Он действительно привык к тому, что его постоянно окружают люди, что он получает информацию извне. Больше всего в ситуации с сурдокамерой его бесило, что он не может работать, – таким образом, время пропадало зря.
В конце концов он нашел себе занятие, блокнот просился в руку, и Москаленко начал писать… роман о полете советских космонавтов на Марс. Он никогда не думал, что когда-нибудь напишет художественное произведение, это казалось ему бессмысленным, – но теперь от безделья затея не выглядела слишком нелепой. Ему даже показалось, что он сумел придумать оригинальный сюжет: экспедиция к Марсу готовится втайне, но не потому, что советские конструкторы хотят что-то скрыть от мировой общественности, а потому, что сделано страшное открытие: на марсианском спутнике Фобос начались извержения метана (откуда он там взялся, автор скромно умолчал), маленькая планетка тормозится и вскоре упадет на Марс, нанеся катастрофические разрушения; от этого удара кора Марса треснет, и Солнечная система наполнится огромными каменюками, которые не только затруднят космические полеты на много столетий, но и будут угрожать Земле. Поэтому по договоренности с другими державами СССР готовит экспедицию спасения Фобоса, а в тайне она проводится для того, чтобы не вызвать панику во всемирном масштабе, которая может помешать постройке межпланетного корабля, а главное – особого двигателя для разворота и поднятия марсианского спутника на более высокую орбиту. Чтобы сделать сюжет более динамичным, Москаленко ввел в повествование могущественную организацию нацистов, которая пытается помешать осуществлению экспедиции в надежде, что хаос на Земле даст ей возможность захватить власть и возродить Третий рейх.
Создание романа оказало положительный терапевтический эффект – Москаленко сразу успокоился, а эпизоды с описаниями этапов подготовки и осуществления фантастической экспедиции помогли ему разобраться в новой, полученной в Звездном городке, информации, систематизируя ее и очертив два круга вопросов: на которые он уже получил ответы и на которые еще собирался получить.
Получившийся текст даже на взгляд неискушенного в литературный делах человека не дотягивал до права на публикацию и заинтересовал только врачей, которые всё это время вели за Юрием наблюдение и даже просили его зачитывать по внутренней связи особо значимые, на его взгляд, фрагменты.
Если же подвести итог, то можно сказать, что и это испытание Москаленко с честью прошел, определив для себя раз и навсегда, что будет делать, оказавшись в ситуации изоляции от окружающего мира, – а будет он писать романы, без надежды на публикацию, плохие и графоманские, но оказывающие, как выяснилось, столь благотворное влияние на психику.
Помимо тренажеров, развивающих устойчивость к стрессам космического полета (их, кстати, называют «экзогенными»), Москаленко и другие слушатели много работали на тренажерах, созданных для отработки профессиональных навыков управления космическими аппаратами. Фактически – это были макеты кабин реальных космических кораблей серии «Союз», подключенные к ЭВМ, имитирующей работу систем при выходе на орбиту, в космосе и при возвращении на Землю. Понятно, что процедуры отрабатывались до полного автоматизма, – при этом учитывались не только штатные, но и всевозможные аварийные ситуации.
Разумеется, хватало и чисто летной подготовки. Снова понадобилось сдавать зачеты по парашютным прыжкам – по обычным, по затяжным, на точность приземления. Входили в программу обучения и основы высшего пилотажа на реактивном самолете, но для пилотов, решивших стать космонавтами, это было настолько привычным делом, что не стоит о нем и говорить.
В ходе подготовки в Звездном городке Москаленко познакомился со многими интересными людьми.
Ему, например, особенно импонировал Сергей Константинович Крикалев – глава отряда Авиакосмических войск. Он уже побывал на станции «Мир» и участвовал в первом пилотируемом полете «Бурана» в качестве гражданского специалиста. Потом перешел в АКВ, его попросили возглавить военный отряд – была идея, что опытный гражданский космонавт справится с группой бывших офицеров ВВС лучше, чем их коллега. И Крикалев справлялся блестяще. Москаленко видел, что Сергей Константинович – настоящий «зубр» во всем, что касается космоса. А кроме того – прекрасный спортсмен, пилот экстра-класса, полиглот. При этом Крикалев никогда не кичился, не изображал перед подопечными какого-то особенного гения, которому одному только доступна наука полета в космос. Хвалил, когда мог похвалить. Ругал, когда был повод отругать. Решал по мере необходимости и житейские проблемы, возникающие у слушателей Отряда. Однако всегда соблюдал дистанцию, показывая, что он всё-таки начальник и по статусу не может вести себя панибратски с нижестоящими чинами. А то появятся любимчики, закадычные друзья и – пиши пропало, ровные отношения между всеми сменятся перетягиванием каната, и заложником в этой борьбе станет он сам, Крикалев. Словом, идеальный командир.
