— Да ты что?!
Йири вернулся в прежнее положение. Ёши сказал недовольно:
— Может, ты и легче обычного человека, но и тебе падать — на землю, а не на облака. Если с тобой что случится… — сам себя оборвал, словно не зная, продолжить обычной фразой про гнев повелителя — или иной.
Капли медного гонга отмерили время. У Йири екнуло сердце: неужели так поздно? Он ведь ушел, никому не сказавшись. Даже если Ёши послал слуг доложить… все равно.
А Ёши странно смотрел — коли глаза такие, мог и скрыть ото всех, где сейчас Йири.
— Очень прошу… он — знает? — умоляющий взгляд.
— Да… знает, — нехотя так.
— Почему за мной не пришли? — по-детски неуверенно спросил он.
— Забудь.
— Что я сделал не так?
Ёши протянул руку и крепко взял его за рукав.
— Если еще хоть слово об этом… скину с перил, и собирать из кусочков не стану.
— Мне ведь нужно знать.
— Если тебе что втемяшится… — невежливо роняет старший и добавляет совсем уже с неохотой: — Думаю, сейчас просто не до тебя. У него есть дела помимо твоей особы.
— Сегодня — особенно… — Ёши насторожился. Словно по молчаливому сговору, они не касались в беседе сегодняшнего события. Неужели?..
Йири внезапно рассмеялся. Прозрачно так, звонко.
— Я даже не думал, что такой трус. Теперь жалею, что сделал попытку узнать.
— О чем?
— О своих. Может, они все живы? Это было бы так просто — они живы, а я совсем не вспоминаю о них, поскольку они — никто. …А по звездам ты можешь угадывать, кто умер, кто нет?
— На случайного человека — нет, не могу. Вздохом, в ответ:
— Хорошо… и мне сейчас хорошо…
Он склонился вниз, рассматривая танцы светлячков. Ёши, хоть и угрожал скинуть его с перил, снова заволновался.
— Не беспокойся, — Йири угадал его мысли. — Я как белка — высоты не боюсь. И знаешь… Если бы сообразил в детстве — попросил бы отдать меня в ученики лекарю. Хотя вряд ли — кто бы меня взял. Денег-то не было, даже если не надо было бы платить — я же не мог просто взять и уйти от своих.
— А как же твои рисунки? Этому не хотелось учиться?
— Об этом я и вовсе не думал.
— Но можешь сейчас… ты ведь талантлив, малыш.
Йири повернул голову. Чуть искоса поглядел.
— Художник должен быть как птица на воле. А мне что прикажут, то я и делаю.
— Не наговаривай на себя.
— Ой ли? — он усмехнулся. — А то не помнишь уже? Скажешь, так было правильно?
— Не скажу. — Ёши шагнул, стал совсем близко. — Правильно-то оно было и в самом деле. Только вот тебе мой совет, радость. Если тебя еще раз заставят поступить столь же правильно — или сам сочтешь, что иначе никак, — приходи ко мне. Я помогу.
Йири спрыгнул с перил.
— Видишь ли, мой драгоценный, ты пришелся мне по душе. А ты готов своими руками себя уничтожить. Так лучше я помогу. Быстро.
— Я не понял тебя…
— Все хорошо в меру. Даже совершенство. Человеку не под силу его достичь, как ни старайся. А ты — человек, что бы там ни говорили по углам.
— И что же?
— Одни рождены проливать кровь — иногда мы зовем их героями. Другие — с нежной душой — предназначены только любить. Много путей… Как думаешь, что станет с орлом, который попытается взлететь к солнцу?
— Он упадет.
— Верно. А с недоумком, который попробует поднять гору?
— Если повезет — просто не получится.
— Все еще не понимаешь?
— О чем ты? — голос был — как у ребенка, просящего заверить его, что он слышал всего лишь сказку, а на самом деле ночь добра и все любящие — рядом.
— У меня тоже есть яды. Есть и такие, от которых спокойно заснешь навсегда. Там, на Небе — простят.
— Иями… — Йири расширенными глазами поглядел, отступил, подняв ладонь — словно защититься пытаясь. — Не нужно этого, Ёши. У меня все хорошо.
— Боишься? Ты?
— Нет… Просто — нельзя.
— Я предложил.
Юноша покачал головой.
— Нет. Я буду делать то, что должен — и так, как это должно быть.
— Не надорвись.
— Постараюсь.
Молчание воцарилось — надолго.
Звезда-Око прошла уже половину неба. Йири запрокинул голову, отыскивая ее.
— Знаешь, бывает ночь, когда все созвездия сходят на землю. Не понимаю. Каждая звезда — это мир и одновременно — божество. А созвездие — другое существо, порожденное ими. Как это может быть?
— Вспомни лес. Он включает в себя бессчетное множество живых. Но он — лес, единое целое.
— Теперь понимаю… Даже если умирают одни, лес все равно тот же. На смену приходят другие.
— Когда-нибудь ты вернешься, если захочешь и на то будет воля Творца. Если оставишь незавершенное или если дух твой настолько горяч, что Небо не сможет дать достаточно веток для твоего костра.
— Чтобы вернуться ради чего-то, тоже нужны немалые силы. И страх — частый спутник любых возвращений: вдруг все окажется совсем не таким?
Он долго прислушивался к ночным звукам. Потом перевел взгляд на руку — даже браслета на темном рукаве не было, и узор серебряный скрыла ночная тьма. Ни одного кольца на пальцах — узкая кисть и не нуждалась в украшениях, как цветок не нуждается в позолоте.
— Я когда-то многое хотел знать. А теперь не хочу. Только поздно.
— Что ж так?
— Нельзя родиться весной и осенью одному человеку. Вот и понять не могу, что я. Сказали бы, что просто растение сада — не думал бы ни о чем.
— А хочется?
— Да. Я счастливей был раньше, только место свое никогда своим не считал.
Вновь облокотился о перила, лицо опустил — волосы радостно перетекли на плечо.
— Сколько… грязи в мире. Но все ведь по-своему ищут совершенства. Тогда почему? А мне… лучше бы и не знать.
— Тебе-то что? Ты чист. А знать про грязь — не значит испачкаться.
— Лучше не знать, — повторил он.
Ночные цикады завели свою песенку. Тонкий прохладный треск полетел по саду.
— Можно задать вопрос, позволенный только другу? Он все-таки сумел взять твое сердце?
— Да. Только лучше бы — нет. Только тогда по-настоящему жив, когда можно замереть рядом, и то ли времени больше нет, то ли меня самого. А так нечасто бывает — может, лучше бы не было вовсе.
— Понимаю, — в свой черед обронил Ёши. — И ты говоришь, что все хорошо? Что же, дело твое.
* * *
Север Хэнэ
Отряд Муравья пробирался оврагами. Глина разъезжалась под ногами, люди спотыкались, рвали одежду в колючих кустах. Порой ветер доносил запах гари — тогда кашляли, прикрывали перепачканные лица. Аюрин молчала. Упорно смотрела вперед, словно вела молчаливую беседу с духами леса. Пожар пощадил отряд Муравья — горстку людей. Неподалеку пламя прошло. Долго боялись — вернется, и тогда конец. Обошлось. Только ведь не одни они в тех местах были. Другие не выжили.
