Шимпанзе принялся ходить вокруг, шаря глазами по земле.
– Моя набедренная повязка… где она?
– Откуда мне знать! Небось где-нибудь наверху, у заводей!
– Не могу же я…
– Ты должен уйти… должен!
– Как? И куда?
– О!..
– Голым?
– Погоди. Я посмотрю, где Леопарды.
Она торопливо проскользнула под пологом, миновала рощу, быстро полезла по склону. Пояс и набедренная повязка плавали в нижней заводи. Она выловила их, оглядела из-под руки равнину. Леопарды были даже ближе, чем говорила Уклейка. Если б она допускала, что слух ее столь же остр, как в девичестве, то могла бы поверить, что различает, как они поют. Но все равно, она видела, как они шагают гуськом, равномерно взмахивая копьями.
– Ра! Ра! Ра! – проговорила Дающая Имена Женщинам. – Ра! Ра! Ра!
Она заморгала от слепящего солнца и еще ниже опустила ладонь над глазами. Двое охотников держали на плечах шест, на котором висело что-то. Судя по размеру, цвету…
– О, Небесная Женщина, неизменная и вечная! Только не опять леопард!
Примчавшись в деревню, она швырнула Шимпанзе его набедренную повязку.
– Надевай и уходи.
– Куда? Как?
Она принялась колотить себя по голове:
– Мало у меня других забот? Убирайся! Прыгай в реку… переберись на другую сторону и беги через лес…
– Иду, иду…
– Уж не думаешь ли ты, что я потерплю мужчину, который шагу не сделает без моей подсказки?…
Он плюхнулся в воду, держа набедренную повязку над головой. Поднялся на ноги и побрел к другому берегу, дрожа от холода. Оглянулся напоследок и увидел ее у треноги с кокосовой чашкой в руке. А затем ему пришлось пробираться сквозь гущу тростника и нависших ветвей. Он вылез на топкий берег, стал под деревом и оделся. Теперь, оказавшись в безопасности, он не прячась зашагал через лес и вышел к скалам. Незаметно обошел жилище Леопардов, поднялся к Горячим Источникам и спустился с другой стороны. Ему было видно, как Леопарды появились на открытой площадке перед деревней. Девочки и женщины танцевали от радости, бежали навстречу, обнимали своих мужчин, украшали их цветами. И дети тоже плясали, бросали отцам цветы и хлопали в ладоши. Мужчины пели, размахивая над головой копьями, а древний старик Леопард стоял возле своей хижины, опершись о копье, кивал головой и смеялся беззубым ртом. Солнце сияло, наверно, не так ослепительно, как улыбки. Шимпанзе крадучись спустился вниз и пристроился в хвост процессии охотников, позади Прекрасной Птицы. С леопарда, привязанного за лапы к шесту, капала на землю кровь. Прекрасная Птица, смеясь, обернулся, увидел Шимпанзе и обнял его!
– Где был Нападающий Слон? Мы опять нашли след, который он обнаружил первым! Мы убили его леопарда! Мы пели вокруг огненного цветка, но с нами не было Нападающего Слона, и не было его флейты! Как мы плакали!
Светляк оглянулся, не выпуская из объятий девушку:
– Где был Поющий Ветер? Мы без него плакали, как дождевая туча!
Стрекоза подошел к Шимпанзе и робко взял его за руку. У Шимпанзе слезы брызнули из глаз.
Внезапно все смолкли. Шимпанзе сквозь слезы посмотрел туда, куда устремились все взоры. От деревни, направляясь к ним, шла Дающая Имена Женщинам, Именовательница Женщин, Та, Чье Сердце Переполнено Именами. Стан ее покачивался, как пальма. Белые раковины бус негромко позвякивали на шее, щиколотках, запястьях. Длинные темные волосы плавной волной скромно прикрывали грудь, шелестела травяная юбочка. Она остановилась – одна нога отведена назад, руки широко раскинуты. Чуть согнула колени и склонила голову. Выпрямилась, скрестила руки на груди и приветливо улыбнулась.
– Приветствую вас, могучие Леопарды! Каких зверей стаи, какое стадо буйволов, какой львиный прайд стремительней вас и яростней? И приветствую моего Леопарда, Нападающего Слона, который может войти в мою хижину, когда пожелает!
Ошеломленный Шимпанзе оглох от радостных воплей сородичей. Леопарды окружили его, в лицо ему летели цветы, а Разящий Орел обнял его и расцеловал.
Она вновь заговорила:
– Где ты был, Нападающий Слон? Долги и одиноки были мои ночи без тебя!
Волна восторга и желания захлестнула его. Он выхватил у Стрекозы копье и, воздев его над головой, притопнул здоровой ногой и завопил:
– Я – Водяная Лапа! Я – Раненый Леопард!
Разящий Орел и Свирепый Лев заставили его преклонить колена. Старейший поднял копье и коснулся им плеча Шимпанзе:
– Водяная Лапа! Раненый Леопард!
Слезы застилали ему взор, и он, поднявшись на ноги, не видел Дающую Имена Женщинам, однако слышал, как она продолжала:
– Теперь, могучие Леопарды, возвращайтесь в свое тайное убежище. Заберите с собой ужасную силу этого леопарда, который изумляет и заставляет сжиматься от страха нас, женщин; мы смиренно приготовим для вас праздничную еду: сытный суп из термитов, сушеную рыбу, коренья и плоды, прохладную чистую воду.
– Ра! Ра! Ра!
Итак, все завершилось счастливо, и перемены были на благо всем. Гора вела себя спокойно больше ста тысяч лет; и хотя потом извержение уничтожило сей курорт на Горячих Источниках, к тому времени в других местах обитало множество людей, так что это не имело большого значения.
Голос евнуха беспрепятственно проникал через тонкие занавески на лоджии. В рассуждениях о страсти звучала божественная безмятежность – вполне объяснимая. Голос то извивался на разные лады, то взмывал ввысь, а временами, как будто невольно выдавая всю глубину страданий оратора, артистично срывался и глотал окончания от нехватки воздуха. Юноша, стоящий у колонны на лоджии, мерно покачивал головой из стороны в сторону. Нахмуренный лоб прорезали морщины, неглубокие в силу юного возраста; веки были опущены, словно их тянуло вниз непосильное бремя. Сад был залит закатным светом – бесстрастным, как евнух, но даже сумерки не могли скрыть, что юноша высок, рыжеволос и изыскан. Его губы дрогнули, издавая вздох.
Старик, тихо сидящий у другой колонны, поднял голову.
– Мамиллий?
Юноша повел плечами под тогой, однако глаз не открыл. Лицо наблюдавшего за ним старика было непроницаемым; в лучах закатного солнца, отраженных от каменного пола, нос казался небольшим, а рот – неестественно безвольным. Впрочем, за маской благодушия угадывалась легкая улыбка.
– Пусть продолжает, – чуть громче сказал старик.
Зазвучала арфа: тоника, доминанта и субдоминанта – три краеугольных камня Вселенной. Голос взмывал все выше, а солнце неумолимо продолжало опускаться. Мамиллий поморщился. Старик подал знак левой рукой, и голос мгновенно умолк.
