Бежать. Вырваться.
Леха выкарабкался из кресла, постоял немного, держась за его спинку. Поковылял к двери, приоткрыл ее. За дверью стояли двое охранников. Из тех самых, что его ловили.
— Привет! — сказали ему. — Слышь, не очень мы тебя… Помяли? Ну, иди назад, иди, нечего тут… Отдыхай.
Леха закрыл дверь, встал посреди кабинета, посмотрел на портрет Деда.
Такие дела, дедушка. Ты меня спас, я спасаю твоих вертолетиков, они спасают меня… Прямо команда спасателей. А кругом уроды какие-то. И люди уроды, и микробы у них получаются уродские. Почему так, скажи?
Дед не ответил.
Душно тут. Хотя, наверное, это с непривычки. Леха подошел к окну, раскрыл его, высунулся и принялся глубоко дышать. Вдох, выдох… Вдох, выдох… Снаружи уже стемнело, но фонари на территории и окна Нанотеха давали света достаточно, чтобы оглядеться. А чего у нас внизу? Ой как высоко. Он посмотрел направо, нале… О-па. Это уже интересно.
На расстоянии вытянутой руки по стене тянулся неплотно к ней прибитый толстый прут громоотвода.
* * *
Михаил и Зарецкий ворвались в центральный зал, пробежали по галерее и быстро ссыпались по лестнице в «яму». Там уже суетился у терминалов Рыбников.
Старший смены, засунув руки в карманы, стоял в сторонке с таким независимым видом, будто он вообще не отсюда. Но, завидев Михаила, бросился ему навстречу.
— А я ему говорил! — сообщил он, кивая в сторону Рыбникова. — Я говорил ему!
Михаил отодвинул старшего и прошел мимо.
— Ну и хрен с вами со всеми… — буркнул тот.
Михаил крепко схватил Рыбникова за отворот халата.
— Что у нас? — прошипел он. — Ну?
— Спонтанный разгон, — задушенно отозвался Рыбников.
— Почему?
Рыбников только головой помотал.
Михаил посмотрел через его плечо в середину зала.
— Ты снял питание с танков?
— А я могу?.. — ответил Рыбников вопросом на вопрос.
— Ах, черт… — Михаил обернулся к старшему. — Снять питание с танков! Немедленно!
Старший молча уселся за терминал, сделал несколько движений мышью, ввел какой-то код, щелкнул кнопкой.
«Яма», которая и так уже не пела, только еле слышно жужжала, после этого щелчка заглохла совсем. В центральном зале воцарилась тишина… Нет, не тишина.
Михаил медленно пошел к танкам, не отрывая от них глаз и прислушиваясь. Рыбников и Зарецкий потянулись следом.
— А ну не топайте! — прикрикнул Михаил.
— Да и так слышно, — пробормотал Зарецкий. — Что-то там шевелится.
— Известно что… — буркнул позади старший.
— Как думаешь, поле выключить? — бросил через плечо Михаил.
— Обязательно, — сказал Рыбников. — Но я бы… Слушай, уводить людей нужно.
— Без паники, без паники, — Михаил достал телефон. — Знаю я тебя, перестраховщика. Только мне не хватало тут… Сейчас и без этого шухер поднимется на весь институт. Когда мы в последний раз поле отрубали?.. Внимание, это директор! Даю код три, как поняли меня? Код три… Да, правильно, оповестите все подразделения. Да, пять минут.
— Пять минут, — повторил он, пряча телефон. — Ну, и чего мы боимся? Не все еще потеряно. Сколько они продержатся на голодном пайке?
Он залез на платформу и приложил ухо к стене танка.
— Булькают, веселые ребята…
— Часов семь-восемь, я думаю, — сказал Зарецкий. — Им там, гадам, тепло и уютно.
— Больше, — сказал Рыбников. — До десяти. Особое мнение заявить можно? Я понимаю, что со мной не согласятся, но выслушайте хотя бы.
— Валяй, — разрешил Михаил, не отрывая ухо от стенки.
— Предлагаю обесточить зал полностью и вывести людей.
— А мониторить как?
— Никак. Если позитивный сценарий, мы войдем в зал через полсуток и будем разбираться. Если негативный… Он сам намониторится так, что будет очень хорошо видно. Он до твоего сортира домониторит.
— Чушь несешь какую-то, — буркнул Зарецкий и полез на платформу.
— У меня сегодня два ЧП, — сказал Михаил. — И оба такие, что в карман не спрячешь. Сначала детишки устроили гонки на выживание по всему институту. Потом мы отрубили поле. Ты хочешь, чтобы я своими руками устроил третье?
Судя по его лицу, бульканье в танке он слушал с двояким ощущением: и побаивался немного, и гордился.
— Пока мы не сняли питание, боты перли, как черти, — упорствовал Рыбников. — По инерции в танки ушла еще какая-то часть материала. Через несколько минут у нас критическая точка. Если они не остановятся, будет уже опасно.
— Погоди, — Зарецкий обернулся к Рыбникову. — Может, я чего не понимаю… В прошивке есть команда на отключение. Разве ты не можешь сказать «девятой плюс», чтобы она э-э… перестала?
Рядом фыркнул Михаил.
— Это первое, что он сделал, идиот…
— Это первое, что я сделал, — подтвердил Рыбников. — Не проходит команда. Операторы говорят, наверное, от перегрузки забило канал. А если с ручного кодера — танки экранируют.
— Хорошие танчики, крепкие, — удовлетворенно сказал Зарецкий.
Он тоже приложил ухо к стенке.
— Ку-ушают, твари… Сидят там, как в консервной банке, и жируют. Рыбка плавает в томате, ей в томате хорошо… Только я, едрена матерь, места в жизни не нашел…
— Экий ты самокритичный, — сказал Михаил. — Ничего, я еще подумаю, где оно, твое место… Кушают, значит. Питания нет, а они кушают… Стоп! А что они там жрут?!
— Инерция, — буркнул Рыбников. Оглянулся на старшего и крикнул: — Ну?!
— Шпарят! — отозвался тот. — Мы все отрубили! А они… Слушайте, шли бы вы оттуда, а?!
— Не могут же они грызть танки… — пробормотал Михаил. Он похлопал ладонью по стенке, та не издала ни звука. — Я эти лично заказывал, — сообщил он горделиво. — Нигде в мире таких хороших танков нет. Не станет «девятка» их жрать!
— Да мы ни черта не знаем, чего она станет! Чего она там себе думает! — выпалил Рыбников. — Я тебе это сто раз говорил! Нам их еще тестить и тестить!..
— Успокойся, — бросил ему Зарецкий. — Если бы боты разбирали танки, они бы уже посыпались наружу.
Тут доктор сильно ошибался. Даже с отключенным питанием три белые цистерны были для «девятой плюс» как холодный, но все-таки родной домик. Ботов загрузили в какой-то на редкость недружелюбный организм, им предстоял выход из единственного более-менее комфортного места, и они оттягивали этот момент до последнего. Поэтому головастики равномерно выедали танки изнутри по всей поверхности. Благо стенки цистерн были очень толстые, многослойные, и материал — для разгона в самый раз.
Маленький серебристый вертолетик сидел теперь над дверью тамбура. Он заблаговременно покинул рельс и добрался до самого удобного выхода. Рассыпаться и заново собираться, чтобы пролезть через дырочки в уплотнителях, означало тратить силы, а тут его и так выпустят.
