Я смущенно улыбнулся, поняв, что веду себя, как ребенок, который, стараясь подбодрить себя, говорит «как для других», один в темной комнате. И, пожав плечами, отправился на разведку, намереваясь сделать общий осмотр миниатюрного мира астероида. Прыгая с камня на камень, я лишь теперь заметил, что в здешнем рельефе нет торжественных форм гор. Даже холмов не было видно. Камни громоздились в самом хаотическом беспорядке, как странные животные, пронзенные в последнем спазме и не оставившие буквально ни кусочка свободного пространства. Чувствуя себя таким легким, словно мои кости были наполнены воздухом, я перепрыгивал с камня на камень. Это ощущение свободного блуждания в воздухе, почти полета, вызывало у меня что-то вроде головокружения, и иногда я напрягался больше, чем следует, чтобы ощутить удовольствие фантастически огромного прыжка.
Наконец я достиг пропасти, которую увидел с красной скалы. Я взглянул в ее темную пасть, и то, что я там увидел, показалось мне настолько невероятным, что я даже не заметил, когда начал спускаться, держась за выступы белых, черных и красных булыжников, составлявших обрывистые стены.
Ни одного цветка, ни одной травинки — ничто не радовало глаз на каменном скелете стен пропасти. Но на ее дне, столь же гладком, как и полупрозрачный камень у подножия красной парчовой скалы, белый равнобедренный треугольник был с таким совершенством вписан в шершавую массу черного камня, что я больше не мог верить в простую игру природы.
Не в силах оторвать глаз от его строго геометрических форм, я скользил с камня на камень. В моих мыслях царил хаос: я думал о профессоре, пославшем меня на крошечную 1964-АИ, о коллегах, которые, может быть, открывали сейчас следы жизни, существовавшей некогда (теперь я был в этом уверен) на Потерянной планете, спрашивал себя, что представляет собой белый треугольник — орнамент, знак, религиозный символ? — и в горячечном состоянии, смеси радости и беспокойства о том, что белое изображение может оказаться всего лишь оптическим обманом, простым светлым пятном, я спрыгнул на черный камень, образующий дно пропасти.
Белый, как снег, треугольник опирался своим острым углом в противоположную стену. Но в следующую минуту я забыл об этой неожиданной геометрической форме, завлекшей меня в пропасть, потому что прямо передо мной, на неровной стене, на которой навеки застыли углы и выступы исковерканных камней, вырастал другой, на этот раз красный треугольник, так что белый казался всего лишь его отражением в невидимом зеркале.
Оба треугольника, острые углы которых касались друг друга, были совершенно равных размеров. Красная поверхность была столь же гладкой и блестящей, как и белая. Я не понимал, из какого материала были они отшлифованы или отлиты, но не сомневался, что их сделало мыслящее существо. Я находился на пороге открытия, которое не могли аннулировать даже возможные успехи групп, посланных на другие астероиды.
Я осторожно ступил ногой на белую поверхность, испытывая ее прочность. И медленно прошел к центру треугольника. И вдруг, не знаю почему, ощутил неприятное чувство. Мне показалось, что на меня, кто-то смотрит, что я уже не один. Я быстро повернулся, но было уже поздно.
Я провалился, белый треугольник провалился вместе со мной и в то же время какая-то темная масса кругами опустилась сверху и подтолкнула меня в спину. Через долю секунды я очнулся в красном туннеле (я понял, что это туннель, прежде чем угадал, где нахожусь).
Но не стены туннеля были красными, а он сам, его субстанция, словно бы я вошел в огромную артерию.
Это не была красная жидкость, красным был воздух.
И сквозь этот неощутимый свет я не видел дальше протянутой руки.
С минуту я стоял неподвижно, слишком пораженный для того, чтобы сделать хотя бы малейшее движение.
Затем, повернувшись, с удивлением обнаружил белый треугольник, висевший теперь вертикально, верхушкой вниз, как висел, с минуту тому назад, красный треугольник, вплавленный в стену пропасти. У меня промелькнула мысль, что треугольники поменялись местами, что я привел в действие систему рычагов, позволявшую проникнуть в мир красной субстанции, но я тщетно искал на полу красный треугольник (может быть, я не мог увидеть его из-за кровавого цвета окружавшей меня среды?) и тщетно толкал всем своим телом белый пытаясь найти выход.
Теперь мне кажется странным, что я так поздно понял, что попал в плен. И не к кому-нибудь, — не к какомунибудь существу, обладающему разумом и волей, с которым я мог бы вступить в контакт, а к слепой силе механизма, сохранившегося благодаря роковому стечению обстоятельств. Ум, изобретший эту странную установку, уже давно погиб, даже мир, в котором он существовал, давно исчез. Но механизм сохранился и действовал безукоризненно, как капкан. Я попал в капкан.
Обеспокоенный, я понимал, что у меня нет никакой возможности связаться со своими, и не знал, сколько времени выдержу в этой странной красной субстанции, свойства которой были мне неизвестны. Даже если руководство института, заинтригованное тем, что я не вступаю с ним в контакт в предусмотренные промежутки времени, пошлет мне на помощь спасительную бригаду, может оказаться, что она найдет меня слишком поздно.
И все же я не мог сидеть, сложа руки. Я чувствовал потребность постичь смысл незнакомой мне установки, в плен к которой я невольно попал: ведь еще недавно я был так разочарован, узнав о выпавшем на мою долю поручении, и больше всего на свете мечтал открыть хотя бы одну из тайн, хранимых неисследованным миром. Я решительно оторвался от белого треугольника и начал осторожно продвигаться в красной субстанции, не нагибаясь, так как свод туннеля был очень высок. До потолка я не доставал. Зато, раскинув руки, я мог коснуться кончиками пальцев обеих стен.
Прежде всего, меня заинтересовал красный «воздух».
Весь ли воздух Потерянной планеты состоял из такого газа, сохранившегося здесь лишь благодаря таинственной газонепроницаемости туннеля, или эта субстанция имела определенные свойства, ради которых и была, заключена в огромную капсулу, в которую я попал?
Если это был «воздух» исчезнувшего мира, у меня была хотя и слабая, надежда обнаружить выход. Если речь идет о редкой субстанции, сохраняемой специально, значит, я не выйду отсюда никогда. Техника существ, соорудивших этот резервуар, внушала доверие…
Размышляя таким образом, я продолжал осторожно продвигаться по туннелю. Не знаю, сколько времени я шел так с протянутыми вперед руками, боясь каждую минуту наткнуться на какое-нибудь препятствие, когда вдруг коснулся стены. Я сразу понял, что второе предположение оказалось, к моему несчастью, обоснованным: красная субстанция представляла собой редкий газ, хранившийся в большом резервуаре, крышку которого я задел. Но, подойдя к стене, я с удивлением различил в ней полупрозрачный диск, вделанный в непроницаемый камень, так же как оба треугольника.
