Не дожидаясь ответа, он продолжил:
— Знаешь, большинство женщин чертовски глупы и наивны. Тем не менее они могут побольше нашего. Самые храбрые из них храбрее нас, самые способные — способнее, а самые сволочные — сволочнее. Я это к тому говорю, что Мэри в данном случае проявила больше мужества, чем ты сам, а ты взял и обидел ее.
У меня в голове уже все перепуталось, и я не мог решить, правду он говорит, или опять водит меня за нос.
— Может быть, я сорвался не на того человека. Но если все было так, как ты сказал…
— Именно так. — …это тебя совсем не красит. То, что ты сделал, выглядит тогда еще хуже.
Обвинение он принял, не дрогнув.
— Сынок, мне очень жаль, если я потерял после этого твое уважение, но я, как любой командир во время боя, не могу быть особенно разборчив. Мне еще тяжелее, потому что приходится сражаться другим оружием. Знаешь, есть люди, которые просто не способны, когда нужно, пристрелить свою собаку. Я способен. Может быть, это скверно, но такая уж у меня работа. Если ты когда-нибудь окажешься на моем месте, тебе тоже придется так поступать.
— Едва ли это когда-нибудь случится.
— Думаю, тебе надо отдохнуть и обдумать все это.
— Я возьму отпуск. Бессрочный.
— Как скажешь.
Он поднялся было, но я его остановил:
— Подожди…
— Да?
— Ты мне кое-что обещал. Насчет паразита… Ты сказал, что я смогу убить его, сам. Вы с ним уже закончили?
— Да, но…
Я сел в постели.
— Никаких «но». Дай мне твой лучемет. Я сделаю это прямо сейчас.
— Это невозможно. Он мертв.
— Что? Ты же мне обещал!
— Знаю. Но он сдох, когда мы пытались заставить тебя — в смысле, его — говорить.
Меня вдруг разобрал смех. Я захохотал и никак не мог остановиться. Старик встряхнул меня за плечи.
— Перестань! А то тебе плохо станет. Мне жаль, что так вышло, но ничего смешного тут нет.
— Ну как же? — ответил я, всхлипывая и хихикая. — Смешнее я в жизни ничего не слышал. Столько канители — и все впустую. Сам обгадился, меня с Мэри поссорил — и все впустую.
— Ха! С чего ты взял?
— А? Ну я-то знаю. Ты от меня — от нас — ничего не добился. Ничего нового тебе узнать не удалось.
— Черта с два!
— Что «черта с два»?
— Ты даже не представляешь себе, насколько успешным оказался эксперимент. Верно, мы ничего не добились от самого паразита, но выяснили кое-что у тебя!
— У меня?
— Вчера. Ночью мы накачали тебя наркотиками, загипнотизировали, сняли запись мозговой активности — короче, выжали и повесили сушиться. Перед смертью паразит многое тебе сообщил, и, когда ты от него освободился, гипноаналитик вытянул из тебя всю информацию.
— Например?
— Например, где эти твари живут. Теперь мы знаем, откуда они прилетели, и можем нанести ответный удар. Титан, шестой спутник Сатурна.
Когда он сказал это, я вновь почувствовал, как сжимается у меня горло, и понял, что он прав.
— Ты, разумеется, сопротивлялся, — рассказывал дальше Старик. — Пришлось привязать тебя к кровати, чтобы ты совсем себя не изувечил. Тебе и без того досталось.
Он закинул покалеченную ногу на кровать и чиркнул спичкой. Видимо, ему изо всех сил хотелось прежних добрых отношений. Что до меня, то и я, в общем-то, не хотел уже ссориться; голова кружилась и очень многое нужно было осмыслить. Титан… Далековато, конечно. Пока люди побывали только на Марсе, если не считать экспедицию Сигрейвса в систему Юпитера, но эта экспедиция так и не вернулась.
Однако если будет нужно, мы сумеем добраться до Титана. Добраться и выжечь этот их гадюшник!
Старик наконец встал и проковылял к двери, но я остановил его:
— Папа…
Я не называл его так уже долгие годы. Он остановился и обернулся с удивлением, беззащитным выражением на лице.
— Да, сынок.
— Почему вы с мамой назвали меня Элихью?
— З-э-э… Так звали твоего деда по линии матери.
— Хм. Не самая веская причина, я бы сказал.
— Возможно, ты прав.
Он повернулся, но я снова задержал его.
— Пап, а какой была мама?
— Мама? Я не знаю, как тебе объяснить. Но знаешь… они с Мэри очень похожи. Да, очень. — И он вышел, не дав мне возможности спросить еще что-нибудь.
Я отвернулся к стене и спустя какое-то время понял, что уже совсем успокоился.
Когда меня выписали, я отправился искать Мэри. Кроме слов Старика, у меня по-прежнему ничего не было, но теперь мне начало казаться, что я и в самом деле выставил себя полным идиотом. Я не ждал, что она обрадуется моему появлению, но хотелось как-то оправдаться.
Вы, возможно, скажете, что разыскать высокую красивую рыжеволосую девушку ничего не стоит: ее мол, все должны помнить. Но агенты-оперативники то и дело исчезают на задания, а у сотрудников базы не принято болтать лишнего. В отделе личного состава со мной просто не стали разговаривать и направили в оперативный отдел, то есть к Старику, что меня совсем не устраивало.
Еще большую подозрительность мои расспросы вызвали у дежурного, который следит за теми, кто прибывает и отбывает. Я чувствовал себя как шпион в своем собственном Отделе.
Потом мне пришло в голову обратиться в лабораторию. Начальника я не нашел, и пришлось говорить с заместителем. Тот сделал вид, что вообще ничего не знает о девушке, участвовавшей а проекте «Интервью», почесался и занялся своими бумагами. Выбора не оставалось, и я пошел к Старику.
За столом мисс Хайнс сидела новая секретарша. Мисс Хайнс я, кстати, так больше и не видел, но расспрашивать о ее судьбе тоже не стал. Просто не хотел знать. Новая секретарша ввела мой личный код, и — о чудо! — Старик оказался на месте и согласился меня принять.
— Ты чего пришел? — ворчливо спросил он.
— Подумал, что у тебя, может быть, есть для меня какая-нибудь работа, — ответил я, хотя собирался сказать совсем другое.
— Вообще-то, я как раз собирался тебя вызвать. Ты и так уже долго прохлаждаешься. — Он гавкнул что-то в интерком и встал. — Пошли.
Я вдруг почувствовал себя совершенно спокойно.
— В «Косметику»?
— Сегодня сойдет и твоя собственная физиономия. Мы едем в Вашингтон. — Тем не менее мы зашли в «Косметику», но только для того, чтобы переодеться в уличную одежду. Я получил пистолет, и заодно там проверили мой аппарат связи.
Охранник на входе заставил нас оголить спины, и лишь после этого позволил подойти и отметиться. Мы поднялись наверх и оказались на одном из нижних уровней Нью-Филадельфии.
— Надо понимать, этот город чист? — спросил я Старика.
