Клаус уже распахивал тяжелый брезентовый полог, которым была занавешена задняя часть фургона. Брезент, как живой, вырывался у него из рук. Множество неясных фигур, привставая, закопошилось - единым многоголовым чудовищем. Кто-то, не сдерживаясь, заплакал, кто-то, наоборот, облегченно сказал: Слава богу!.. - различить какие-либо лица во тьме не представлялось возможным.
- Вылезайте!.. - не узнавая своего хриплого голоса, пролаял он.
Тут же что-то тяжелое обрушилось на него с края борта и, целуя, обнимая, точно после долгой разлуки, пропищало совершенно девчоночьим слезливым голосом:
- Клаус, миленький, как я рада, что я тебя здесь увидела!..
Он не столько узнал, сколько догадался, что это - Мымра.
- Значит, тоже получила повестку? А где Елена?..
Мымра, видимо, с великим трудом прервала поцелуйный обряд и сказала, моргая, точно сова, ослепленная внезапным и яростным освещением:
- А Елены в нашем транспорте не было... Вот-те крест! И даже не упоминали ее ни разу...
Подтверждая, она, как припадочная, затрясла головой.
- Как это не упоминали?..
Клаус ринулся к соседнему грузовику, из которого женщины уже тоже полностью выгрузились и где Крокодил, находясь в самой гуще, резковато жестикулировал, убеждая, чтобы они немедленно разбегались.
- А куда?.. - равнодушно спрашивали его из толпы. - А вот завтра арестуют по ордеру и отправят в казармы...
- Не пойдем!..
- Проваливай, длинноносый, отсюда!..
Елены среди них тоже не было.
Он не знал, что ему теперь делать. Или, может быть, ее отправляют со следующим транспортом? Так ведь нет же, сведения были абсолютно надежные! И потом, насколько он понимает, этот следующий транспорт пока еще даже не собирали.
Что за дьявольщина?
Клаус остановился.
Возникало щемящее пронзительное предчувствие катастрофы.
Небо вдруг удивительно посветлело, и зазолотилось железо на башенке углового дома.
Видимо, поднималось солнце.
- Отходим, отходим!.. - размахивая винтовкой кричал Капрал.
Вдруг кто-то пронзительно взвизгнул.
И сразу же Крокодил, одним грубым движением вырвавшись из толпы, ухватил окаменевшего Клауса за плечо - будто металлическим клещами:
- Посмотрите в конец проспекта, ваше величество!..
Клаус стремительно обернулся.
Посверкивая на солнце хитином, покачивая ветвистым лесом рогов и даже сюда докатывая волны ужасного запаха, надвигалась из белесой дали проспекта сомкнутая орда насекомых, и два узких штандарта, сделанных, вероятно, из человеческой кожи, развевали свои змеиные жала - в нагретом трепещущем воздухе.
Прозвучало далекое и гнусавое пение боевого рожка.
Прохрипела команда.
- Клаусик!.. - пропищала вдруг Мымра, вцепившаяся ему в рукав. - Клаусик, я боюсь!.. Пожалуйста, давай убежим отсюда!..
Вырвав руку, он сделал растерянный шаг вперед, и проспект как будто раздвинулся, превращаясь в знакомую освещенную площадь, а ряды насекомых, напротив приблизились и теперь оказались на расстоянии метров в сто пятьдесят, или, может быть, меньше.
Стояли они плотными, торжественными, как на параде, шеренгами, в основном, жуки-носороги, закованные в двойную и тройную броню, причем копья рогов у них были уже опущены для атаки, а перед самими шеренгами, полуприсев, очень быстро и нервно царапали мостовую нетерпеливые короеды.
Вот рожок прозвучал еще раз, и они медленно тронулись через площадь - видимо, сдерживаясь на первых порах и, чтобы взять в окружение, разделяясь на два отряда.
Панцири у них были коричневые, с продольными ребрами.
А из синих нагрудников высовывались боевые шипы.
И такие же боевые шипы торчали из мощных затылков.
Все это - колыхалось.
- М-да... - сказал Крокодил, дышащий буквально над ухом. - Опоздали... Боюсь, что теперь нам - кранты, ваше величество...
Он неопределенно хмыкнул.
Грузовиков уже не было. Клаус не понимал, как это могло получиться, но не было уже и проспекта. Они в самом деле находились на площади, и карнизы домов, украшенные гирляндами, выглядели, будто на празднике.
Он вдруг догадался, в чем дело.
И не столько, наверное, догадался, сколько увидел все это как бы со стороны: рыхлый абрис макета, сделанный, наверное, из картона, крохотную забавную площадь, которую озаряли фонарики, и - фигурки уродцев, трое людей и собака, непонятно застывшие перед надвигающейся на них волной насекомых.
Один из миров, быстро подумал он. Выдуманный. Не настоящий.
Шеренги жуков приближались.
- Пора, - сказал кто-то.
Может быть, Крокодил, а, может быть, и Капрал, стоящий по правую руку.
С ними обоими произошли разительные изменения: провалилась кожа на лицах, а одежда превратилась в истлевшие чуть живые лохмотья.
И, как пакля, лежали на черепах спрессованные плоские волосы.
- Прощайте, ваше величество...
Абракадабр гулко тявкнул.
Клаус вытащил меч, врученный ему Аделаидой. Меч был не волшебный, блистающий, а - выпиленный из фанеры. Ясно различалась клееность на сточенном лезвии, а весьма ненадежная ручка была обмотана изолентой.
Впрочем, он и не удивился. Потому что он ожидал чего-то подобного. И, подняв этот фанерный меч обеими руками над головой, словно веря, что он настоящий, зашагал навстречу хитиновой непобедимой армаде.
Все быстрее, быстрее, а затем - побежал.
Сердце у него громко стучало, воздух, как будто раскалившись от солнца, горел в груди, и, не сдерживаясь, он изо всех сил закричал:
- По-бе-да-а-а!..
И, наверное, сотрясенные криком, посыпались откуда-то сверху - будто снег, невесомые пыльные хлопья разорванной паутины...
19. К Л А У С. Я - М Ы Ш И Н Ы Й К О Р О Л Ь.
Меня как будто хватили по затылку чем-то тяжелым: потемнело в глазах и кровь жарким отчаянием бросилась в голову.
Я уронил кеды.
- Что ты врешь?.. Ее уже две недели нет в городе...
- Я - вру? - поднимая брови, раздельно спросил Косташ. - Я не вру. Запомни: не имею такой привычки...
- Но это - совершенно невероятно!..
- Почему?
- Да потому что ее отправили с майским транспортом. Если бы она осталась, то неужели бы она не дала о себе знать? Это - невероятно.
- А мы сейчас спросим, - пообещал Косташ. - Мы сейчас спросим, и ты убедишься... Женя! - позвал он мягким и вежливым голосом. - На минуточку. Расскажи господину де Мэю, кого ты там видел...
Он немного посторонился, нескладное туловище дона Педро втиснулось между ним и тщедушным Радикулитом, который в эту минуту стаскивал с себя клетчатую рубашку.
Толстые, в рыжих ресницах веки туповато помаргивали:
- А чего, ребята, чего?.. Ничего я такого особенного не знаю...
- Расскажи, кого ты вчера видел на проспекте Повешенных...
