Но в этот момент оба они оглянулись, подняли глаза. Небо смыкалось, как раковина. Над головой сходились чудовищные жалюзи. Верхушки зданий стягивались, сближались краями, как лепестки гигантских цветов. Окна затворялись. Двери захлопывались. По улицам перекатывалось гулкое пушечное эхо.
С громовым рокотом закрывались врата. Двойные их челюсти сдвигались, дрожа. Уайлдер вскрикнул, развернулся и рванулся в пике. Снизу донесся голос служанки. Она тянула к нему руки. Снизившись, он подхватил ее. Лягнул воздух. Реактивная струя подняла их обоих.
Он ринулся к воле, как пуля к мишени. Но за секунду до того, как ему, перегруженному, удалось достичь цели, челюсти с лязгом сомкнулись. Едва успев изменить направление, он взмыл вверх по стене заскорузлого металла, – а позади него Город, весь Город сотрясался в грохоте стали.
Где-то внизу закричал Паркхилл. А Уайлдер летел вверх, вверх по стене, озираясь по сторонам.
Небо сворачивалось. Лепестки сближались, сближались. Уцелел лишь один-единственный клочок каменного неба справа. Уайлдер устремился туда. Отчаянным усилием проскочил на свободу – и тут последний стальной фланец, щелкнув, стал на место, и Город полностью замкнулся в себе.
На мгновение капитан притормозил и повис, затем начал спускаться вдоль внешней стены к пристани, где Эронсон все стоял возле яхты, уставившись на исполинские запертые врата.
– Паркхилл, – шепнул Уайлдер, окидывая взглядом Город, стены его и врата. – Ну и дурак же ты! Круглый дурак…
– Все они хороши, – сказал Эронсон и отвернулся. – Дурачье! Глупцы!..
Они подождали еще немного, прислушиваясь к гулу Города, живущего своей жизнью. Алчная пасть Диа-Сао поглотила несколько атомов теплоты, несколько крошечных людишек затерялись там внутри. Теперь врата пребудут запертыми во веки веков. Хищник получил то, что ему требовалось, и этой пищи ему хватит теперь надолго…
Яхта вынесла их по каналу из-под гребня горы, а Уайлдер все смотрел и смотрел назад, туда, где остался Город.
Милей дальше они нагнали поэта. Поэт помахал им рукой.
– Нет, нет! Спасибо, нет. Мне хочется пройтись. Чудесный денек. До свидания. Плывите дальше…
Впереди лежали города. Маленькие города. Достаточно маленькие, чтобы люди управляли ими, а не они управляли людьми. Уайлдер уловил звуки духового оркестра. В сумерках различил неоновые огни. В свежей звездной ночи разглядел свалку мусора.
А над городом высились серебряные ракеты, ожидающие, когда же их наконец запустят и направят к пустыням звезд.
– Настоящие, – шептали они, – мы настоящие. Настоящий полет. И пространство и время – все настоящее. Никаких подарков судьбы. Ничего задаром. Каждая малость – ценою настоящего тяжкого труда…
Яхта причалила к той же пристани, откуда начала свое плавание.
– Ну, ракеты, – прошептал Уайлдер в ответ, – погодите, вот доберусь я до вас…
И побежал в ночь. Туда, к ним.
Кантата во славу восьмого дня, возвещающая наступление дня девятого.Переводчик А. Молокин
Раздался Глас средь Тьмы, и грянул Свет,
И странные на Свет летели твари,
И Землю постепенно заселяли,
Ее поля, пустыни и сады.
Все это нам с рождения известно,
Рукой Огня записаны в крови
Семь первых дней,
Семь долгих дней творенья…
И вот сейчас мы, дети этих дней,
Наследники Восьмого Дня,
Дня Бога,
Или, верней сказать,
Дня Человека,
На тающем снегу стоим, и Время
Бушует и под горло подступает.
Но птицы предрассветные поют,
И мы по-птичьи расправляем тело,
И тянемся к таким далеким звездам…
Мы вновь лететь готовы на Огонь.
И в это время Рождества Христова,
Мы славим День Восьмой —
День Человека,
Конец Восьмого Дня —
Конец Дня Бога,
Все миллионы миллионов лет,
Что тянутся от первого восхода,
Предел которым наш Исход кладет.
И наше тело – воплощенье Бога —
Изменится и в огненном полете
Сольется с ярым солнечным огнем.
И на Девятый День взойдет светило,
И различим мы в утреннем ознобе
Чуть слышный зов далекой новой тверди.
И устремимся в новые сады,
И в новых землях вновь себя узнаем,
И новые пустыни оживим.
Мы наугад себя швыряем в поиск.
Пока же мы стоим, на звезды глядя,
Летят сквозь тьму посланцы Аполлона
Чтоб, во вселенной отыскав Иисуса,
Его спросить – что знает он о нас?
В глубинах тайных Бездны Мировой
Он шел, шагами меряя пространство.
Являлся ль он в немыслимых мирах,
Что нам не снились в снах внутриутробных?
Ступал ли на пустынный берег моря,
Как в Галилее в давние года?
Нашлись ли души праведные там,
Вобравшие весь свет его ученья?
Святые Девы? Нежные Хоралы?
Благословенья? Есть там Кара Божья?
И, наполняя мир дрожащим светом,
Одна среди несчитанных огней,
И ужасая и благословляя,
Светила ли чудесная звезда,
Подобная звезде над Вифлеемом,
В чужой, холодной, предрассветной мгле?
В мирах далеких от Земного мира
Встречали ли Волхвы седой рассвет
В парном дыханье блеющего хлева,
Что позже стал святынею для всех,
Чтобы взглянуть на чудного ребенка,
Так непохожего на Сына Человека?
Так сколько новых Вифлеемских звезд
Взошло меж Орионом и Кентавром?
И сколько раз безгрешное рожденье
Чудесно освятило их миры?
И Ирод тамошний, трясущейся рукою
Подписывая свой приказ безумный
И посылая извергов-солдат
На избиенье нелюдских младенцев,
Лелеял мысль о сохраненье царства
В безвестных землях, что от нас скрывает
Туманность Лошадиной Головы?
Конечно, это так и должно быть!
Ведь в этот день, во время Рождества,
Наш долгий день – уже восьмой по счету,
Мы видим свет, сияющий сквозь тьму,
А существа, взлетевшие над Тьмою,
Какой бы мир иль век не создал их,
Срывая ночь с полуокрепших крыльев,
Безудержно должны лететь на Свет.
Ведь дети всех миров неисчислимых
С рождения боятся темноты,
Что черной кровью пропитала воздух
И в души нам сочится сквозь зрачки.
Совсем неважно, на кого похожи
Те существа, что искорку души
Несут сквозь мрак и холод долгой ночи,
Им – обрести Спасение свое!
В мирах далеких злое лихолетье,
Глухая, беспросветная година
Кончается пречистым снегопадом,
Рождением чудесного ребенка!
Дитя?
Средь буйных радуг Андромеды?
Тогда какие у него глаза?
И сколько рук?
Вы сосчитайте пальцы!
Он человек?
Да разве это важно!
Пусть будет он сияньем бледно-синим,
Как тихая лагуна под луною,
Пускай играет весело в глубинах
Средь странных рыб, похожих на людей,
Пусть кровь его – чернила осьминогов,
Пусть едкие кислотные дожди
Чудовищной пылающей планеты —
Лишь ласка нежная его ребячьей коже.
Христос свободно ходит по Вселенной
И в звезды претворяет плоть свою.
Среди людей – во всем на нас похожий,
Привычный, как и мы, к земной стихии,
Он носит человеческое тело,
Что так обычно нашему уму.
В иных мирах – скользит, летит, струится,
У нас он ходит, словно человек.
Ведь каждый луч из звездных легионов
Несет в себе святой Библейский свиток,
Пространство наполняя Словом Божьим.
На миллионах разных языков
Вздыхают и тоскуют, внемлют, ждут,
Когда же явится Христос пред ними
С побагровевших грозовых небес.
Шагая над глубинами морей,
Вскипающими яростью звериной,
Вспухающими бешеной опарой,
Христос имеет множество имен.
Мы так его зовём,
Они – иначе,
Но сладко имя на любых устах.
Любому он дары свои приносит,
Вино и хлеб для жителей Земли,
Другим мирам – совсем другую пищу.
Но утренняя трапеза всегда
Обильна и щедра, как взрыв сверхновой,
Всегда скудна последняя вечеря,
Ведь там – одни надежды да мечты.
Так было и у нас давно когда-то,
Когда ещё он не взошел на крест.
У нас он мертв,
Но Там – ещё не умер.
Пока ещё несмелый, весь в сомненьях
Наш род земной. Но, напрягая разум,
Себя металлом прочным одевает
И возжигает искорку огня,
Чтоб в зеркале межзвездного пространства
Собою беззаботно любоваться.
И Человек, построивший ракеты,
Шагает горделиво и покорно
В бурлящее, огромное пространство,
Лишь одного боясь, что слишком рано,
Что спят еще бессчетные миры.
Мы, благодарные за высшее доверье,
Несем Вселенной плоть и кровь Христову,
Идем, чтоб предложить вино и хлеб
Далеким звездам и другим планетам.
Мы щедро дарим первое причастье
Пока что незнакомым чужеземцам,
Мы рассылаем ангелов небесных
Во все концы обширнейших миров,
Чтоб возвестить, что мы уже ступили
На воды бесконечного Пространства,
О тысячах Пришествий и Прощаний
Чудеснейшего Богочеловека,
Что, впаянный в свою стальную келью,
Шагает по приливному потоку
И берегам межзвездных океанов
Несет в себе святую Божью кровь.
Мы Чудо-рыб задумываем, строим,
Разбрасываем их металл по ветру,
Что веет в окружающем пространстве
И мчит в Ночи ночей без остановки.
Мы в небо, как архангелы, взлетаем,
В своих соборах, в тесных гнездах аспид,
Слепящим светом наполняя темень
Пустых межзвездных склепов и могил.
Христос не умер!
Бог нас не оставил!
Коль человек шагает сквозь пространство,
Шагает, чтобы заново воскреснуть
И в Воскресенье обрести Любовь.
Нам страшны безнадежные скитанья
По истощенной нами же планете.
Собрав зерно Земного урожая,
Мы новый сев ведем на новом поле,
Чтоб снять за урожаем урожай.
Так кончатся и Смерть,
И Ночь,
И Бренность,
И наша одинокая тоска.
Мы ищем место далеко в Плеядах,
Где человек с богоподобным телом
Совместно с существами, что как мы,
Когда-то преклонившими колени
Перед Земной Невинностью Святою,
Положит в Ясли чудное дитя.
Готовы Ясли новые и ждут,
Волхвы, на небо глядя, видят звезды
И ангелов, чье тело из металла,
Творящих вечной жизни письмена,
Что Бог скрепляет подписью своею.
Все ближе нам чужие небеса,
Все явственней в бездонном зимнем утре
Мы, спящие весь долгий-долгий путь,
Все десять миллиардов лет полета.
Настанет время возблагодарить,
Принять, понять, использовать во благо
Чудесный дар пульсирующей жизни,
Сжимающейся, как большое сердце,
Чтоб лечь, раскрывшись, Богу на ладонь.
И мы проснемся в дальнем далеке,
В затерянном в ночи кошмаре Зверя,
И вновь увидим вечную звезду,
Сияющую в небе на Востоке,
На всех Востоках всех небес Вселенной,
Над холодом сверкающих сугробов,
Что в Рождество насеялись со звезд.
Подумайте о предстоящем Утре,
Отбросьте страхи, слезы и сомненья,
Соблазны, суету, мольбы, рыданья!
Пускай все сгинет, все оцепенеет —
Вы возродитесь, слыша трубный глас,
Ракетный гром пронзит немое небо,
Звучащий не гордыней, но надеждой.
Внемлите все! Внемлите!
Это – утро!
Внемлите!
Начался Девятый День!
Христос вознесся!
Бог воскрес из мертвых!
Воспрянь, Вселенная! Взгляни – твои светила
В пространстве, полном радости и света,
Подобны чистым агнцам свежих пастбищ,
Над Андромедой светят высоко!
Так славься, славься Новое Рожденье,
Что вырвалось из тьмы и бездны Смерти,
Освобожденное от жадной мертвой хватки
Ее разверстой пасти ледяной.
Под бесконечно чуждым нам светилом,
О Иисус, о Бог, о Человек,
В невероятном теле воплощенный,
Спасителя Спаситель, пульс души
Ты! Ангел, поднятый на небо жаждой
Познать, понять, увидеть и коснуться,
И удивиться самому себе.
В День Рождества, живущие, готовьтесь,
Познать еще неведомых себя!
Над зыбкою бездонною Пучиной
Узрите вы Волхвов, дары несущих.
Чудесные дары – не что иное,
Как Жизнь, та, что нигде конца не знает!
Увидите летящие ракеты,
Как семена, хранящие Начало.
Вам суждено засеять ими Космос!
В День Рождества,
В День Рождества Святого
Люби Его, ты – Сын Его любимый!
Единственный? Или один из многих?
Сегодня все собрались к Одному.
Они пробудятся в тепле ночного хлева,
Что согревает спящего ребенка
И Вечную в него вдыхает Жизнь.
Ты должен сделать шаг в холодный Космос,
Сверкающий нездешнюю зимою,
Чтоб раствориться в простоте невинной
И там уснуть до Нового Рожденья.
О, Новое Святое Рождество!
О, Бог с рукой, простертою далеко!
О, Иисус в мильонах воплощений,
Покинь свою Земную колыбель!
Сам Бог тебе приказывает это,
Вперед шагая, пролагает путь
Для всех твоих грядущих возрождений.
В дни нового Святого Рождества,
Ты, Человек, не вопрошай, не медли,
Ты, Иисус, не медли, не тяни,
Ведь именно сейчас настало Время!
Уже настало Время Уходить.
Встань и иди!
Пришла пора родиться.
Приветствуй Дня Девятого рассвет!
Начни Исход!
Восславь за это Бога!
Воздай хвалу, ликуй и восхищайся
Девятым Днем и Новым Рождеством,
Которое есть Торжество Господне!
