— Я прослежу, — пообещал воевода. — А куда это ты собрался?
— За снадобье заплатить.
— Князь заплатит, сколько скажешь!
— Там без меня не обойдутся, — сказал ярыга и еще раз напомнил: — Ни капли, ни крошки!
— Не бойся, не получит! — положив руку на рукоять сабли, произнес воевода и сверкнул тазами на мамку, будто она пыталась втихаря сунуть что-нибудь княжичу.
9
В поварне стоял такой густой запах жареного мяса, что казалось, вдохнешь несколько раз — и насытишься на целый день. Возле печи сновали две девки, толстозадые и с блудливыми улыбками на губах. Повариха стояла у окна, нюхала какую-то сушеную заморскую траву, собиралась приправить ею стряпню. Почувствовав спиной взгляд ярыга, оглянулась, зазвенев сережками сканого серебра, и выронила траву на пол. Серая в черную полоску кошка кинулась к пучку, неодобрительно фыркнула и, задрав хвост, потерлась о ногу хозяйки. Повариха оттолкнула ее.
— Ну-ка, девки, — ярыга шлепнул обеих по заду, — пойдите погуляйте!
Они, хихикая, отскочили от мужчины и вопрошающе посмотрели на повариху. Та поникла головой, давая понять, что власть сейчас не у нее. Когда девки вышли во двор, ярыга поднял с пола заморскую траву, понюхал. Запах был горьковато-соленый, как у ядрышек.
— Не из нее ли отраву готовила? — не дожидаясь ответа, поразмышлял вслух: — На костре тебя сожгут или в землю живой закопают? В прошлом году ведьму закопали, так земля в том месте два дня ворочалась. Тогда ее раскопали, закидали дровами и подожгли, чтоб не мучилась. Славно горела!
Повариха посмотрела на пламя в печи, буйное, жаркое.
— Князь, может, и пожалел бы тебя по старой памяти, но княгиня — у-у!.. А воевода — этот с живой шкуру сдерет! Нет, сперва с твоего сына, а потом уже с тебя!
Повариха посмотрела на нож с длинным широким лезвием, к которому прилипла пара зеленовато-белых капустных ошметков.
— Хорошая мысль, да запоздалая! — усмехнувшись, бросил ярыга. — Позавчера надо было.
— Да, — согласилась повариха, — чуяло мое сердце, что накличешь беду.
— Ты сама накликала. — Он еще раз понюхал траву и швырнул в печь, где она занялась синеватым пламенем. — Ну что, на костер пойдешь или замуж?
— За тебя, что ли? — Повариха удивленно вскинула голову и вытерла губы, словно готовилась целоваться.
— Мне что — жить надоело?! На кого укажу, за того и пойдешь.
— Нет.
— Куда ты денешься! — уверенно произнес он. — Или увидишь, как с сына шкуру сдирают.
— Нет.
— Князь за него заступится? Может, и так. Но в монахи уж точно пострижет и монастырь найдет подальше и построже. Да и без тебя ничего сынок не добьется, слишком балованный, как я заметил.
Повариха зашевелила губами, словно хотела плюнуть обидчику в лицо, но никак не могла набрать слюны.
— К князю идем или в церковь?
Она одернула паневу, засунула под подвязь выбившуюся прядь.
— Значит, в церковь, — догадался ярыга.
— Мне переодеться надо, — произнесла повариха с вызовом и тряхнула головой, позвенев серебряными сережками. — Венчаться ведь иду.
— Переоденься. И отраву прихвати, вдруг на новом месте пригодится.
Они вышли из поварни, повариха направилась в избушку, которую ярыга считал казначеевой. Он остался во дворе, сказав:
— За сыном твоим присмотрю, чтоб не напроказил: норовом, поди, в мать пошел?
Повариха метнула на него злой взгляд, но ничего не сказала и сына в избу не позвала, поняв, что сбежать вдвоем не дадут.
Купец все сидел за столом, успев здорово опьянеть. Лицо побурело, а глаза потемнели, слились со зрачками и как бы занырнули под набрякшие веки, выгладывая оттуда затравленными зверьками. На бороде впридачу к хлебным крошкам появились комочки яичного желтка. В центре стола стояли четыре пустые бутылки желтоватого, толстого, заморского стекла, а пятую, наполовину опорожненную, держал в руке купец, намереваясь налить из нее стрельцам. Они сидели по бокам от хозяина, обнимали его с пьяной развязностью, а может, держались, чтобы не свалиться под стол. Темно-вишневые носы их нависли над чашами, серебряными и с рукоятками по бокам, ждали, когда туда нальют вина. Увидев новых гостей, купец отнес бутылку от их чаш, расплескав немного на скатерть, поставил рядом с собой.
Ярыга вытер губы, словно только что отведал купеческого вина, и пропел хриплым, пропитым голосом:
Вьюн над водой
увивается,
Жених у стола
дожидается.
Просит он свое,
свое сужено,
Просит он свое,
свое ряжено:
— Вы подайте мне
мою сужену!
Вывели ему
красну девицу:
— Это вот
твое сужено,
Это вот
твое ряжено!
Он засмеялся натужно и подтолкнул вперед повариху, нарумяненную, в венце из золотой проволоки в несколько рядов с поднизью, украшенной жемчугом, в белой рубахе до пят, с вышитым золотом подолом, поверх которой был надет летник до щиколоток из червчатой камки с серебряными и золотыми узорами, поочередно представляющими листья, вошвами из черного бархата, расшитого канителью и трунцалом, подолом из лазоревого атласа и шейным ожерельем из черной тесьмы, унизанным жемчугом и пристегнутым к воротнику пятью золотыми пуговицами.
— Что морщишься? — подначил ярыга купца. — Смотри, какая тебе невеста досталась — кровь с молоком! И приданое богатое, — он подтолкнул вперед мальчика, который в чем играл на дворе, в том и был приведен, и теперь с приоткрытым ртом разглядывал мужчин за столом, соображая, наверное, за кого из них собралась его мать замуж. — Князь не поскупился! — ярыга засмеялся и сразу смолк под гневным взглядом поварихи.
Купец, понявший, что ему предстоит, мигом протрезвел, посветлел лицом и распрямил плечи. И стрельцы оказались не меньшими хитрецами: их руки перебрались с хозяйских плеч на стол, носы оторвались от чаш, шеи напряглись, выравнивая головы и показывая глаза — совсем трезвые, с лукавыми блестками: ловко мы, а?! Стоило купцу пошевелиться, как оба стрельца придавили его к лавке: сидеть!
— Не нравится невеста?! — ерничал ярыга. — Зря! Если бы не служба, сам бы на такой женился! А что с приданым — так тебе меньше работы!
Стрельцы хохотнули и с двух боков толкнул и купца локтями.
— Деваться тебе все равно некуда: три головы лучше, чем ни одной. Собирайся, а то невесте, вишь, невтерпеж. И деньги не забудь: наш батюшка в долг не венчает. Стрельцы помогут тебе нарядиться, а я за невестой пригляжу, чтобы не сиганула в окно, не осрамила тебя!
