— Так какого черта я тут перед вами распинался столько времени?!
Второму юристу, чтобы сказать «нет», понадобилось тридцать секунд. Третий с сомнением выслушал идею Джона по поводу кубика Рэйберна — и, не моргнув глазом, взял пачку наличных за то, чтобы изучить и получить три патента.
Из дешевого отеля, где он остановился, Джон позвонил Кейси.
— Привет. Это Джон.
— Привет! Говорят, тебя исключили из школы?
— Слухи о моем исключении сильно преувеличены, — сострил Джон.
— Что же случилось?
— Да так, очередная глава саги о Теде Карсоне. Я сказал Гушмэну, что не собираюсь извиняться, и он в ответ вышвырнул меня из школы. Видела бы ты, какого цвета у него было при этом лицо!
— Ты сказал Гушмэну «нет»?! — изумилась Кейси. — Ничего себе! Я слышала, в армии он был полковником.
— А я слышал, что он пристает к малолетним.
— Да брось!
— А что? Это на него похоже.
— Нет, не может быть.
— Еще как может.
— Но мы ведь не знаем наверняка. Джон решил сменить тему.
— Слушай, на самом деле я звоню узнать, не хочешь ли ты куда-нибудь сходить в субботу?
— Конечно, — не раздумывая, ответила Кейси. — С удовольствием.
— Может, в кино?
— Отлично. А какой фильм?
— Не все ли равно? Кейси хихикнула.
— Пожалуй. — И, помолчав секунду, добавила: — А родители тебя отпустят?
— О черт…
— Что?
— Я им еще не говорил, — сказал Джон. Он взглянул на стоящий возле кровати дешевенький приемник с часами: шесть тридцать. — Проклятье!
— Думаешь, тебе удастся отпроситься?
— Что бы ни случилось, в субботу обязательно увидимся.
— Буду ждать.
Он повесил трубку. Родители… Он забыл позвонить родителям. Они, должно быть, уже с ума сходят. Проклятье! Он так долго без них обходился, что уже и забыл, каково это — быть послушным сыном.
Он набрал свой домашний номер.
— Мама?
— О господи! — вскрикнула она. Потом, обращаясь к отцу, сказала: — Билл, это Джон. Это Джон!
— Где он? С ним ничего не случилось?
— Мам, со мной все в порядке. — Он помолчал. Он знал, как должен был поступить Джонни-Простак: он, разумеется, ни за что бы не поехал без спросу в Толедо. Однако Джон собирался использовать свое «отлучение» от школы с максимальной выгодой. — Ты уже говорила с Гушмэном?
— Да, Джон. Не волнуйся, все в порядке. Мы все понимаем. Возвращайся домой, мы не будем ругаться.
— Мам, ты ведь понимаешь, как я себя сейчас чувствую? Я поступил правильно, а у меня все отняли.
Так сказал бы на его месте Джонни-Простак.
— Знаю, милый. Знаю.
— Но это несправедливо!
— Да, Джонни. Скажи, где ты находишься? Возвращайся домой. — В голосе матери появились нотки мольбы.
— Мам, я сегодня не вернусь. У меня есть кое-какие дела.
— Билл, он сказал, что не вернется сегодня!
— Дай-ка мне трубку, Джанет. — В телефоне раздался голос отца. — Джон, я требую, чтобы ты явился домой сегодня. Мы все понимаем, ты расстроен, но ты должен быть дома. Мы во всем разберемся здесь, в этих стенах.
— Папа, я приеду завтра.
— Джон…
— Пап, я приеду завтра.
Он повесил трубку и чуть не расхохотался. Потом включил телевизор и до полуночи смотрел какие-то дурацкие фильмы.
Джон дрожал от утреннего холода. После ночи, проведенной на ступенях библиотеки, в распухшей, как дыня, коленке пульсировала боль. Часы на башне пробили восемь. Джон Первичный сейчас, должно быть, идет в школу. На английский. Надеюсь, эта сволочь хотя бы написала сочинение про Джерарда Мэнли Хопкинса, подумал Джон.
Спал он плохо: колено ныло, на душе скребли кошки. Он потерял 1700 долларов — все деньги, которые дал ему Джон Первичный, кроме тех восьмидесяти, что лежали в бумажнике. Он потерял рюкзак. Одежда его превратилась в лохмотья. Он удрал из больницы, не заплатив врачу. И он никогда еще не был так далеко от дома.
Ему требовалась помощь.
Оставаться здесь означало сильно рисковать — из больницы уже наверняка позвонили в полицию по поводу неоплаченного счета. Джону нужна была новая вселенная.
Прихрамывая, он перешел через улицу и зашел в «Бен Франклин», где купил новые штаны и рюкзак. Потом он встал в центре площади и дождался момента, когда прохожие отойдут подальше. Тогда он переставил счетчик вселенных на следующую по счету и нажал на рычаг.
— Он поворачивается вот так, вот так и вот так!
Джон в четвертый раз делал пассы руками, проклиная себя за то, что не купил этот чертов кубик Рубика, когда имелась такая возможность.
— Но каким образом? — Джо Патадорн был заведующим в магазине промышленного дизайна. Лист ватмана на его чертежной доске пестрел карандашными эскизами кубиков. — Вокруг чего он может вращаться? Это же куб!
— Вокруг себя! Вокруг себя! Каждый столбец и каждый ряд вращаются.
— Так он сам в себе запутается.
— Да, еще! Если попытаться повернуть его, когда это не куб, он не повернется.
— И что, люди захотят играть в такую игру? — с сомнением заметил Джон.
— Это уже мое дело. Джо пожал плечами.
— Ладно. Хозяин-барин.
— Вот именно.
— Пробный экземпляр будет готов через две недели. На том они и расстались.
Наконец-то все дела Джона в Толедо были решены. Его адвокат занялся патентными изысканиями, а Патадорн — созданием образца. Если повезет, первую партию кубиков изготовят к Рождеству — лучшего момента не придумаешь.
От автобусной остановки три мили до фермы Джон прошагал пешком и припрятал контракты в сарае, вместе с деньгами. Спускаясь с сеновала, он увидел отца, хлопотавшего возле стойл.
— Привет. Я успел к ужину? — спросил Джон как ни в чем не бывало.
Отец не ответил, и Джон понял, что надвигается туча. У отца побагровело лицо, ноздри раздувались. Он стоял в своем рабочем комбинезоне, упершись руками в бока.
— Иди в дом. — Это прозвучало тихо, но веско.
— Пап…
— В дом, сейчас же. — Отец поднял руку, указывая на дверь. Джон повиновался, но пока шел до дома, тоже разозлился. Да как он смеет им командовать!
Возле кухонного стола ждала мать: пальцы стиснуты в маленькие белые кулачки.
— Где ты был? — спросил отец.
— Не твое дело, — ответил Джон.
— Пока ты в моем доме, ты будешь отвечать на мои вопросы! — прорычал отец.
— Хорошо. Сейчас соберу вещи и уйду, — парировал Джон.
— Билл… — промолвила мать. — Мы же договорились… Отец отвел глаза, а затем сказал:
— Он поперся в амбар с таким видом, как будто он тут вообще ни при чем!
