Но Ева знала, что “в порядке” ничего не будет. Продолжать спор смысла не было. Каким-то образом священник убедил Хромова в чистоте своих помыслов. И последняя надежда оставила девушку.
“Он победил”, — резанула ее неприятная мысль.
Все складывалось как нельзя удачно. Хромов поверил ему, в этом Георгий не сомневался. Теперь оставалось дело за малым: исполнить волю Голоса.
“Она не сможет навредить ”, — уверял себя Соколов, вспомнив о Еве.
По дороге на второй этаж, Смолова аккуратно подняла тему отпевания.
— Мы должны проводить его, как правоверного христианина. — обратилась Ира, к Сухареву.
— Батюшка, вы можете это сделать? — без всяких подозрений спросил Сергей.
— Конечно. — согласился Соколов.
Конференц-зал оказался еще больших размеров, нежели Георгий предполагал. Аудитория была богато украшена. Красные шелковые дорожки устилали пол. На высоком потолке сияли сотни встроенных ламп. По центру зала стояла трибуна с торчащими из нее микрофонами, а на столе перед ней лежало тело накрытое белыми простынями. Первые ряды аудитории были заполнены людьми. Когда пятеро человек зашагали по мягким коврам, люди в помещении с интересом уставились на Георгия и его друзей. Соколов готов был поклясться, что видел во взглядах собравшихся какое-то благоговение. Хотя, нетрудно было догадаться, что люди Сухарева, уже успели разнести сплетни. И теперь каждый хотел повнимательней рассмотреть того странного батюшку, которого не берут пули.
Когда Сергей предложил занять места, к святому отцу подошли двое молодых незнакомцев. В руках одного из них были отобранные у людей сумки. Другой держал изъятое у Георгия и его товарищей, оружие.
— Ничего подозрительного не найдено. — отрапортовали юноши.
— Хорошо. — кивнул Сергей.
— Мы слышали про вас. И хотим сказать, что очень рады, что среди нас теперь есть духовный наставник. — сказал светловолосый парень, обращаясь к Соколову.
Его друг добавил:
— Да, отец Георгий, мы считаем, что вчера не обошлось без высших сил.
— Ладно, ребята, поговорить успеете. — прервал молодых людей Сухарев.
— Спасибо. Я рад, что есть люди, не утратившие веру. — поблагодарил незнакомцев Георгий.
И двое ушли, а вскоре, в зале появились Хромов и белокурая предательница. Соколов постарался что-либо прочесть в ее лице. Какие-нибудь блики радости, или же тени переживаний. Однако все что он сумел рассмотреть — было отсутствие всяких чувств.
“Как бы она не очернила твое имя, ей не поверили”, — понял Соколов.
Иван Дмитриевич, как и предполагал Георгий, не стал возражать против отпевания усопшего.
— Отец Георгий, пойдемте. Я вас представлю, закончу речь, которую начал до вас, а дальше можете переходить к своей работе. — сказал Хромов, и жестом предложил Соколову проследовать в центр зала.
Двое мужчин встали у трибуны позади лежащего на столе тела. Один, седой, в темно-зеленой униформе с надписью “Синтволокно” на спине. Другой, густобородый, в черных священнических одеяниях, и с торчащим за плечами ружьем. Хромов щелкнул включателем, микрофон свистнул. Иван Дмитриевич представил собравшимся Георгия и его друзей. Зал одобрительно загудел. Далее мужчина понес какую-то формальную чепуху. Говорил о каких-то планах, и бог еще знает о чем. В тот момент, все это мало волновало святого отца. И не потому, что ему было плевать на судьбы сидящих в зале. Нет, в них он видел свою будущую паству. Просто в тот момент он снова услышал тяжелую поступь Порядка. Снова почувствовал величественное дыхание сил, которым он служил.
На мгновение, в сознании священника наступила тишина.
— … и выйдем к центру города. — долетели до Георгия слова Хромова. — Ладно, у меня все. Святой отец, можете начинать.
Иван Дмитриевич умолк, и занял место недалеко от Василия. Зал с интересом затаил дыхание, а в голове Соколова, ударил громом знакомый Голос:
“Я буду говорить за тебя. Ты станешь проводником моей воли.”
Глава 32. Записки с того света: Прощание
Дневник Дмитрия
Последнее пробуждение было самым спокойным. Ни страха за содеянное, ни паники. Я словно растворился во Тьме, и уже понимал, что мы едины. Поднявшись на ноги, я оценил свои труды. Теперь я знал, руки мои исполняли ее волю, ее повеление. Тьма — ничто иное, как месть людскому роду. Сила, предрекающая новое рождение. И мы — те, кто выжили — ее слуги. Ее глаза и ее руки. И только те, кто выстоял, кто не ослеп от ее взгляда, кто не был повергнут и раздавлен ее мощью — лишь те войдут в чистый мир.
Тогда, в центре громадного зала, я чувствовал себя властителем чужих судеб. Я чувствовал себя карающим оком безумия, и так бы и провел вечность, если бы не резкий скрежет металла, и тяжелый звук падающей двери, что вывел меня из ступора. Обернувшись, я увидел зияющую мраком дыру на месте входа в аппаратную, где были заперты остальные сотрудники. И десятки рук, ног и прочих частей тел, проталкивающих себя через узкий дверной проем. Нужно было бежать, нужно было спасти себя, сохранить свою жизнь для нее. И я побежал.
Помещение инвентарной, где я сейчас и пишу свое послание, было расположено параллельно аппаратной, у противоположной стены центра. Словно во сне, я добрался до спасительной двери и потянул за ручку. К моему счастью, дверь не была закрыта. За несколько секунд до атаки, дверь захлопнулась, и щелкнул внутренний замок. Я видел обезображенные безумием лица тварей, и ту всепожирающую злость в их взгляде, ненависть к себе и недосягаемой жертве. Здесь, в небольшой технической кладовой, последние семь часов моя рука и выводит эти символы. Здесь, мое последнее пристанище, и с каждой минутой, петли двери поддаются все больше.
Я надеюсь, слова мои не канут в пустоту. Если время не прекратит свой бег, то этот день на веки войдет в историю, и мы — те, кто сражались и выжили, те, кто прикоснулись к великому замыслу Тьмы — мы тоже войдем в историю. Я горд за то что перст ее пал на меня. Она шепчет мне. Просит придти и разделить с нею вечность. И больше не могу я противиться ее зову. Этот глас так нежен, и так красив. Словно мать на ночь сыну, она мягко напевает свою песню. Прислушайтесь! Эта небесная песнь и до ваших невежественных ушей долетит. Просто верьте. Верьте и слушайте!
Они уже здесь…
Дневник Елены
Игорь бил уже вовсе не руками, и не врезался с разбегу в дверь. Через глазок я увидела летящий в дверь инструмент. По-моему, та штуковина зовется калым, и служит инструмент для колки крупных бревен. Вот такой вот специальной кувалдой на длинном древке, мой муж и принялся долбить дверь. Мне казалось, что я слышу хруст, ломающихся от силы отдачи пальцев.
