-- Вам хотелось избавить меня от разговора с полицией об экспериментах Блейдона.
Легкая циничная улыбка стала отчетливей, холодные глаза Исидро потеплели.
-- И это тоже.
Эшер остановился у конторки, приглядываясь к нему. Если нанесенные Деннисом раны и мучили Исидро (рука самого Эшера ныла под новокаиновой блокадой), то это никак не отражалось на его поведении. Тонкие руки вампира были аккуратно забинтованы -- не иначе доктором Гриппеном.
-- Вы понимаете, -- медленно начал Эшер, -- что брат Антоний не только был единственным вампиром, способным убить Денниса, способным ввести себе в вены такое количество серебра и прожить после этого еще несколько минут, но и единственным, кто на это отважился. Он был единственным вампиром, который предпочел спасение души бессмертию.
Порыв ветра качнул голые ветви в саду, столкнув их с костяным стуком. Вдали колокол на церкви ударил шесть раз. Тонкие пальцы Исидро неподвижно лежали на исписанных листах. Массивный золотой перстень блестел в свете газового рожка.
-- Вы полагаете, он его достиг? -- спросил он наконец.
-- Вам знакома легенда о Тангейзере?
Вампир усмехнулся.
-- Грешник, так напугавший своей исповедью папу Римского, что тот прогнал его, сказав: "Скорее на моем посохе распустятся цветы, нежели Господь простит такие преступления". Тангейзер вернулся к грешной жизни, а через три дня посох расцвел... Да, знакома. -- Глубокие глаза Исидро загадочно мерцали. -- Но, как говорил сам брат Антоний: "Нам этого не узнать".
Еле слышный звук заставил Эшера обернуться. В дверях стояли Антея Фаррен и Лайонел Гриппен. Графиня выглядела осунувшейся и измученной, доктор, как всегда, был огромен и краснолиц; на фоне налитых краденой кровью губ клыки казались ослепительно белыми.
Исидро продолжал мягко:
-- Думаю, никому из нас даже и в голову бы не пришло, что такое самопожертвование возможно. Да и сам брат Антоний наверняка подумал об этом лишь после встречи с вами в катакомбах, когда вы напомнили ему о безграничности милосердия Божьего.
-- Каждый вправе дурачить себя, как ему нравится, -- проворчал Гриппен. -- А я думаю, если кто-то уходит из-за стола в разгар пира, то, значит, он просто пресытился.
Антея чуть склонила голову к плечу и добавила:
-- Это был скорее поступок смертного.
-- Ну так он и умер в итоге, -- отозвался Гриппен.
Какое-то время Эшер внимательно смотрел в мерцающие карие глаза женщины.
-- Да, -- сказал он. -- Это был скорее поступок человека, чем вампира.
-- Во всяком случае, после этого его поступка ваша служба кончилась, -сказал Исидро, не поднимаясь из-за конторки. -- Вы свободны.
-- Свободен? -- Эшер оглянулся на дверь, возле которой стояли Гриппен и графиня Эрнчестер с лицами, напоминающими в газовом свете посмертные гипсовые маски с живыми мерцающими глазами.
-- Да, свободны, -- повторил Исидро. -- Если хотите, можете начать охоту на вампиров, во всяком случае, на тех, кто вам лично не симпатичен. Или даже на всех, если вы человек принципа. Насколько я понимаю, какие-то принципы у вас еще остались, хотя и в сильно поврежденном виде... Но, боюсь, это окажется бесплодным занятием. Мы знаем теперь, каким образом вы и миссис Лидия нас выследили, и, поверьте, сделали из этого выводы. Отныне наши укрытия будут более, как это у вас называется, законспирированы. Вы можете преследовать нас долго и безуспешно, хотя вам, разумеется, придется вложить в это дело всю свою душу, все силы, все оставшиеся годы. А много ли их у вас осталось?
Эшер смотрел на него не отвечая. В бледных глубоких глазах вампира он не уловил ни тени насмешки. Бедный глупый Деннис убил двадцать четыре человека -- слепо, почти бессознательно, в припадке ярости и желания. Исидро убил за три с половиной столетия не менее десятков тысяч -- хладнокровно и расчетливо. Долг человека требовал уничтожить их до единого, чтобы они не могли убивать снова и снова, не могли порождать себе подобных.
Но в глубине души Эшер знал, что Исидро прав. Для этого требовалась одержимость во имя идеи, та самая одержимость, ради которой он застрелил когда-то человека, бывшего его другом. Он устал от этого, смертельно устал, он был просто не в силах вести борьбу.
-- Мы не тронем ни вас, ни ваших близких, -- продолжал вампир. -- Чего вам еще желать? Это не плата -- это обычная предосторожность. Человек, чей бык не был зарезан волком, редко становится настойчивым охотником. Охотиться за нами -- все равно что охотиться за дымом, Джеймс, ибо у нас есть то, чего нет у вас. У нас есть время. Дни и часы счастья драгоценны вам, и вы знаете, как. мало их у вас осталось. А в нашем распоряжении все время или, по меньшей мере, -- добавил он с иронией, -- та его часть, которая нам потребна.
Мгновенное помутнение сознания заставило Эшера обернуться в предчувствии ловушки... Но Гриппен и Антея исчезли.
Он снова повернулся к конторке и обнаружил, что кабинет пуст...
Его шаги отдавались приглушенным эхом в пустом доме. Двинувшись вниз по ночной улице, Эшер увидел язык золотого пламени в окне кабинета и серый клуб дыма, но не остановился. Вокруг поднялась суматоха, люди забегали, закричали. Полный бумаг дом должен был сгореть быстро.
На углу Харли-стрит он взял кэб и направился к дому, где Лидия лежала на кровати и, рассыпав по плечам рыжие волосы, листала медицинские журналы, терпеливо дожидаясь его возвращения.