У Эрики утро выдалось кошмарным еще до выстрелов на Свеавэген — естественно, из-за проклятого сообщения Телеграфного агентства, которое в каком-то смысле явилось продолжением предыдущей травли Микаэля. На поверхность вновь вылезли все завистливые жалкие душонки и принялись изрыгать желчь в «Твиттере», по электронной почте и в комментариях в Интернете, причем на этот раз к ним подключился и расистский сброд — конечно, потому, что «Миллениум» уже несколько лет вел борьбу против любых форм ксенофобии и расизма.
Самое ужасное все-таки заключалось в том, что всем сотрудникам редакции стало намного труднее работать. Народ, казалось, внезапно утратил желание снабжать журнал информацией. Кроме того, распространился слух, что главный прокурор Рикард Экстрём готовится провести в редакции обыск. Эрика в это не особенно верила. Обыск в журнале — вещь серьезная, прежде всего учитывая право источников на защиту.
Впрочем, Бергер была согласна с Кристером Мальмом, что тучи настолько сгустились, что даже юристам и разумным людям может взбрести в голову начать заниматься глупостями, и она как раз раздумывала над тем, какие ответные меры можно принять, когда в редакцию вошел Микаэль. К ее удивлению, он не захотел поговорить с ней, а направился прямо к Андрею Зандеру и увлек того в свой кабинет. Эрика чуть погодя последовала за ними.
Когда она вошла, вид у Андрея был напряженный и сосредоточенный, и она уловила слово PGP. Эрика знала его, поскольку прошла курс IT-безопасности, и заметила, что Андрей записывает что-то в блокнот. Потом, не удостоив ее ни единым взглядом, он покинул кабинет и пошел к ноутбуку Микаэля, лежавшему в общем помещении редакции.
— Что происходит? — спросила Эрика.
Микаэль шепотом разъяснил ей ситуацию, и Бергер страшно разволновалась. Она почти не воспринимала информацию, и Микаэлю пришлось несколько раз повторить.
— Значит, ты хочешь, чтобы я нашла им укрытие? — уточнила она.
— Прости, что вовлекаю тебя в это, Эрика, — ответил Блумквист. — Но у меня нет никого, кто знал бы стольких людей с дачами, как ты.
— Даже не знаю, Микаэль… Правда, не знаю.
— Мы не можем предать их, Эрика. Лисбет ранена. Ситуация просто отчаянная.
— Если она ранена, ей надо в больницу.
— Но она отказывается. Она хочет любой ценой защитить мальчика.
— Чтобы он смог спокойно рисовать убийцу?
— Да.
— Слишком большая ответственность, Микке, и слишком большой риск… Если с ними что-нибудь случится, виноватыми окажемся мы, и это погубит журнал. Мы не должны заниматься охраной свидетелей, это не наша задача. Это прерогатива полиции — подумай только, как много вопросов технического и психологического свойства могут повлечь за собой эти рисунки! У проблемы должны быть какие-то иные пути решения.
— Наверняка — если бы мы имели дело с кем-то другим, а не с Лисбет Саландер.
— Мне иногда так надоедает, что ты ее вечно защищаешь…
— Я просто пытаюсь смотреть на ситуацию реалистически. Власти грубо предали Августа Бальдера и подвергли его смертельной опасности, и я знаю, что Лисбет это приводит в ярость.
— И, по-твоему, мы должны с этим мириться?
— У нас нет другого выхода. Она вне себя и сейчас болтается где-то, и ей некуда податься.
— Тогда отвези их в Сандхамн.
— Мы с Лисбет слишком тесно связаны. Если только выйдет наружу, что это она, все мои адреса сразу начнут проверять.
— Ладно.
— Что — ладно?
— Я что-нибудь найду.
Эрика сама едва верила, что произнесла это. Но с Микаэлем всегда так — когда он о чем-нибудь просил, она не могла отказать — и знала, что с его стороны дело обстоит так же. Ради нее он пошел бы на что угодно.
— Отлично, Рикки. Где?
Она попробовала прикинуть, но в голову ничего не приходило. Ничего не всплывало — ни имени, ни человека, будто она внезапно осталась совсем без связей.
— Мне надо подумать, — сказала Бергер.
— Думай быстро, а потом сообщи адрес и описание дороги Андрею. Он знает, как действовать.
Эрика почувствовала, что ей нужно выйти на воздух, поэтому она спустилась по лестнице, вышла на Гётгатан и направилась в сторону площади Медборгарплатсен. В голове у нее тем временем проносилось одно имя за другим, но все они казались ей неподходящими. На карту поставлено слишком многое, и она видела минусы и недостатки у всех, о ком думала, а если и не видела, ей не хотелось подвергать их риску или беспокоить подобным вопросом — возможно, потому, что он все время не давал покоя ей самой. С другой стороны… речь идет о маленьком мальчике, в него стреляли, и она пообещала. Она должна что-то придумать.
Вдали завыла сирена полицейской машины, и Эрика посмотрела в сторону парка, станции метро и возвышающейся на холме мечети. Мимо прошел молодой человек, шурша бумагами так, словно ему выдали на дом нечто секретное… И тут вдруг ей в голову пришло — Габриэлла Гране. Поначалу это ее удивило. Габриэлла не была ей близкой подругой и работала в таком месте, где определенно не следует пренебрегать какими-либо параграфами закона. Значит, нет, идея идиотская. Даже просто взвешивая ее предложение, Габриэлла уже рисковала бы работой. И тем не менее… эта мысль не отпускала Эрику.
Габриэлла была не просто на редкость хорошим и ответственным человеком. Напрашивалось одно воспоминание. Дело было прошлым летом, где-то за полночь или даже на рассвете, на празднике раков у Габриэллы на даче, на острове Ингарё. Они вдвоем сидели в гамаке на небольшой открытой террасе и смотрели в просвет между деревьями на воду. «Сюда бы мне хотелось сбежать, когда за мной будут гоняться гиены», — сказала тогда Эрика, сама толком не зная, каких гиен имела в виду; но, вероятно, она чувствовала себя усталой и незащищенной на работе, а в этом доме присутствовало что-то, наводившее ее на мысль, что он мог бы стать прекрасным прибежищем.
Дом находился на небольшой горе и был со всех сторон защищен от посторонних глаз деревьями и склоном, и Бергер хорошо помнила, как Габриэлла сказала, что воспринимает это как обещание: «Когда гиены перейдут в наступление, тебе здесь всегда будут рады, Эрика». И сейчас, вспомнив об этом, она подумала, не стоит ли все-таки позвонить Габриэлле.
Возможно, задавать такой вопрос — нахальство. Но тем не менее Эрика решила попробовать. Проверив список своих контактов, она вернулась обратно в редакцию и позвонила с помощью шифровального приложения Redphone, которое Андрей установил ей тоже.
22 ноября
Габриэлла Гране как раз собиралась идти на экстренное совещание с Хеленой Крафт и рабочей группой СЭПО по поводу разразившейся на Свеавэген драмы, когда у нее зажужжал ее личный мобильный телефон. И хотя она пребывала в ярости — или, возможно, именно поэтому, — Габриэлла быстро ответила:
