До свалки топать километров пятнадцать, да еще под дождем, в дареных полуботиночках. Осень. Осень жизни. Осень мира. Надо благодарно принимать. Вот муть. Я, как облетевший лист, который не нужен дереву, потому что скоро зима. А весной появятся новые листья. Утешает? Не очень. У меня тоже были времена ничего, особенно до войны. Дом, теплый сортир, любящая жена (ну, это я слегка преувеличиваю). Сынок Егорушка звал именно меня, а не какого-то дядю, папой. А я еще гневил небеса, жаловался. Жизнь была нормальней некуда: разнообразные хобби, интересная высокооплачиваемая работа (это я немного преувеличиваю). У меня даже любовница была. Это, впрочем, я тоже гиперболизирую. Во всяком случае Люба Виноградова была не только моей непосредственной начальницей, но и девушкой что надо. Поэтому я был без ума от нее. Разглядывая ее фотки, я мысленно раздевал и одевал ее, мысленно спасал ее из огня и воды, мысленно катался с ней на лыжах в Куршевеле и на «колбасе» в Анталье. Естественно тоже мысленно. Более того, у меня была кукла по имени Люба, маленькая такая, таскал ее в портфеле, потихоньку доставал её и разговаривал о том о сём (Разве я извращенец, учитывая какие куклы нынче в ходу, с гениталиями в полный рост, с подогревом, с позами из Камасутры?). Увы, мои чувства к госпоже Виноградовой не имели никакой «положительной обратной связи». Я, когда окончательно понял, что никак не достучусь до ее каменного сердца и до ее электронно-вычислительной головы, уволился с той работы и женился на первой встречной, то есть на жене своей, то есть уже не моей. Люба Виноградова никогда не ждала меня, а жена не дождалась, вернее не дождется...
– Стой, – меня окликал юнга Васек, – Семен Иванович, замри.
Вот надоеда, такие воспоминания оборвал.
– Послушай, отрок, ты вместе со всей артелью «Напрасный труд» уже в моем прошлом, страница перевернута. Кроме того, у тебя еще не кончился рабочий день. Ты на плохом счету и менеджмент сомневается в твоем карьерном росте. Старшим помощником младшего дворника ты станешь только через полвека, когда волны мирового океана уже сомкнутся над последними атлантами.
– Магометыч поставил надо мной шефом какого-то педика, – с мучением в голосе пожаловался Василий.
– В этом нет ничего невероятного, если педики сейчас составляют половину населения. Педиком быть выгодно – получишь грант, как борец за свободу в половой сфере, и пенсию, как жертва прежнего режима.
– Этот попка всё время кого-то цитирует, Карнеги и этого еще... своих-то мозгов нет.
– Свои мозги потребляют сорок процентов всей энергии, поступающей в тело. Если при этом они не выдают ничего гениального, то непонятно, зачем они нам.
Васька хитро так, по-деревенски, улыбнулся и подмигнул мне.
– Семен, я видел, как за тобой приезжал мужик в сиреневом лимузине. Ты, в натуре, влез в кабину, и вы уехали в сторону города.
– Как влез, так и вылез. Тоже в натуре. Обратно возвращался на мусоровозке. Тоже своего рода лимузин, только не для людей, а для гнилой рыбы и прочей тухлятины.
– По нулям, что ли, Семен Иванович?
– Я – оптимист. В твердом остатке не круглый ноль, а ноль целых хрен десятых. Вот пиджачком разжился, надеюсь, что он мне идет. – Я смахнул с лацкана рыбий хвост, оставшийся со времени путешествия на мусоровозке. – В кармане мелочь бренчит. На пиво один раз хватит.
– Мне кажется, ты что-то недоговариваешь. – Васек оказался неожиданно цепким, во время работы я за ним такого не замечал. – Может, ты еще чего там надыбал? Я бы на твоем месте не зевал.
– Это что, допрос? Тогда надо мне свет в глаза пустить и встать за моей спиной. Хорошо, отвечаю – в кармане пиджака нашелся еще USB-ключ для автомобильных компьютеров.
– Он подходит для всех борт-компьютеров?
– Не для всех, а только для тех, которые выехали из автомастерской, где я чуть было не получил работу. И только до той поры, пока владелец не сменит код доступа – с начального на свой.
– Это что, мало? – с интеллектуальным превосходством в голосе сказал юноша Василий. – С таким ключом можно охотиться на все машины, которые выкатываются из твоей автомастерской. С ним можно нападать и курочить. Курочить и нападать.
– А по попе ремнем? Встань в угол, плохой мальчик. И вообще уже слышали это, «тварь я дрожащая или право имею». Но понимаешь, Василий, еще неизвестно, кто на кого охотиться будет. На твое предложение открыть дверь и впустить тебя в салон автомобиля – чтобы ты мог поковыряться в его борт-компьютере – амраш ответит выстрелом в пузо из крупного калибра. Мы же для них, как индейцы сто лет назад. Они нас, кстати, индейцами и называют, промеж себя, не в газетах.
– Да знаю-знаю, – нетерпеливо отозвался Васек. – Только ничего я им предлагать не стану, не дождутся. Смотри, чего у меня есть.
У Васьки был «нанослиппер». Где он его нашел, пес знает. Эту штуку иногда применят при строительных работах, когда одну поверхность надо сделать абсолютно скользкой и протащить по ней какую-нибудь другую поверхность. Одной своей стороной нанослиппер намертво цепляется к подложке, другая состоит из молекулярной структуры, которая максимально прикрыта электронной «шубой» и отталкивает все инородное. В итоге получается идеальное скольжение.
– Где взял?
– Где-где, на бороде. Надо спрашивать не «где взял», а «где намажем». Намажем где надо, автомобиль вылетит с трассы. Пока приедет полиция, мы его полностью обчистим, борт-компьютер вытащим и еще чего-нибудь там. Будет у нас доступ к сети, куча информации.
– Красиво жить захотел, интернет-хрентырнет, мечта мозги застила. А если полиция быстро приедет? А если нас фиксанут камеры наблюдения? А если водитель, неровен час, башкой стукнется и откинет копыта? Нам ведь тогда светит «вышка», господа присяжные с радостью затянут петли у нас на шее.
– Да я хочу жить по-человечески, – сказал Васек неожиданно зло, – хочу быть панком, хиппи, на «сковородку» ходить, пиво пить, девчонку хочу, тоненькую, с длинными ножками, а не какую-нибудь стокиловую повариху, у которой попа на коленках. Я, кстати, не в мусорном ведре родился. У меня, кстати, все было в ажуре, пока папаня-майор не склеил ласты на этой сраной войне. Плейеры, гаджеты и прочая фигня, всё было. Ладно, давай дуй отсюда, скатертью дорога. Первый раз вижу чела, который сам, да еще радостно, движется на кладбище под названием «большая местная свалка». Тебя же там и похоронят среди картофельных очистков, а затем механохимическая фабрика переработает тебя вместе с остальным дерьмом на корм свиньям.
И тут выяснилось, что Васек пробил мою оборону, оборону моей добродетели. Добродетель она ведь для сытых и довольных, которые стоят выше крысиных схваток. Если бы Васька остался бы таким же му-му, как и прежде, то я ни за что не подался бы в криминал.
