— Прошу прощения, фрау Карская, пришлось объезжать аварию. — Он покосился на Славика. — Я не помешал?
— Да нет, — Ира покачала головой, — мы уже закончили.
— Тогда прошу. — Он элегантным жестом распахнул перед ней заднюю дверцу.
— Пока, Славик, — кивнула Ира и скользнула в пахнущее кожей и деревом нутро этого зримого воплощения успеха. Оставив на тротуаре Славика, которому стоило очень осторожно делать следующий шаг. Потому что он вполне мог споткнуться о собственную челюсть…
Уже в самолете, еще раз (наверное, уже в сотый) прокрутив в голове встречу со Славиком, Ирина решила считать эту неожиданную встречу самым замечательным подарком, который подбросила ей судьба в последнее время. Только теперь, увидевшись со своим бывшим мужем, она до конца осознала, что все, что она делала в этой жизни, было верным. И растерянность Славика, провожавшего «Майбах» ошеломленным взглядом, окончательно ее в этом убедила. Он бросил не только ее и сына, но и страну, посчитав, что все они висят гирями на его столь выдающихся ногах. И уехал туда, где собирался непременно стать успешным. Показать всем, что без этих гирь он взлетит к самым вершинам. Он и стал успешным… страховым агентом. А она осталась. И теперь у нее есть сын, муж и дело. А у него — тридцать пять тысяч евро годового дохода и купленный в кредит «Гольф». Ну и кто из них в выигрыше?
Так что когда она вышла из здания аэропорта, у нее было просто прекрасное настроение. И, увидев у машины Глеба и Павлика, уже почти догнавшего ростом Глеба (а над ней самой возвышавшегося на полголовы), она бросилась к ним и повисла на своих любимых мужчинах.
— Дорогие мои, как же я по вам соскучилась.
Оба одновременно бережно подхватили ее и обменялись понимающими взглядами. Ну что с нее взять — женщина…
До Тасовки, где у них теперь был построен дом, который местные втихаря называли «замком нашей принцессы», они добрались только к одиннадцати вечера. Праздничный ужин по поводу возвращения хозяйки дома был относительно скромным. Она уже давно установила себе за правило не переедать на ночь. И строго его придерживалась. Хотя сегодня решилась-таки немного от него отступить. Единственным излишеством, которое она себе позволила, были пирожки с печенью. Фирменное блюдо Тани, кухарки. Местной, тасовской, ради того, чтобы эти пирожки Ирина попробовала горячими, устроившей себе «сверхурочные».
Уже ночью, когда они с Глебом наконец оторвались друг от друга, утолив первую жажду, накопившуюся за время разлуки, Ирина рассказала ему об этой нечаянной встрече в Дюссельдорфе. Глеб некоторое время молчал, а затем нежно обнял ее за плечи и задумчиво произнес:
— Бедный человек…
— Почему? — удивилась Ирина.
— Так ты же его просто растоптала, — ответил Глеб, удивляясь, как это она не понимает, — просто вбила в землю. А между тем он не так уж и виноват.
— Славик? Не виноват?!
— Ну да. — Глеб усмехнулся. — Знаешь, я уже давно размышляю над тем, что с нами произошло. И вот чего надумал. Уж извини, термины у меня несколько так… перекошенные моей профессией… Человек — существо, живущее под управлением, скажем так, нескольких программ. Первая из них — язык. Человек может увидеть и понять только то, для чего в его языке есть понятийный аппарат. Вот, например, в языке североамериканского индейского племени майду есть всего лишь три слова, обозначающих цвет. Представь, из скольких цветов для них состоит радуга?
— Ну… не знаю, наверное, из трех, — неуверенно ответила Ирина, не совсем понимая, как это кто-то может увидеть радугу не семицветной.
Глеб кивнул:
— Точно. Вторая — это образец, вернее, образцы. То есть то, что есть для людей зримое воплощение успеха или, там, правильной жизни. И в соответствии с чем он будет пытаться строить свою жизнь. Или на кого он будет пытаться походить хотя бы внешне, в одежде, там, манерах, предпочтениях…
Третья… Вообще-то я тут пока еще не додумал, возможно, это просто, так сказать, ключевая утилита второй — это… мм не уверен, что нашел точное определение, но пусть будет так… кластерные ценности. То есть то, что считается важным и ценным в той близкой среде, в которой человек существует каждодневно и непрерывно, я назову ее тактической. Тактической в глубинном, а не только в грубо военном смысле, то есть, может, даже лучше использовать слово тактильной… Причем со стороны людей, не погруженных в эти кластерные ценности, может казаться, что человек ну совершенно точно поступает себе во вред. Но для него это даже не является предметом размышления. Ибо, пока он погружен в этот кластер, с его точки зрения мир устроен только так, а не иначе. Ну… например, это очень наглядно для члена тоталитарной секты. Но это работает и на другом, менее глубоком уровне погружения. Понимаешь, о чем я?
— Да, — задумчиво кивнула Ирина.
— Вот. И только четвертый уровень программ составляет экономика. То есть то, что человеку выгодно финансово.
— А все думают иначе, — задумчиво прошептала Ирина.
— Ну, во-первых, не все, а то бы страны уже не было. Вот, скажем, Андрей Альбертыч и Виктор Петрович уж точно не так… А во-вторых, да, многие думают. Нас просто, как это говорится, развели как лохов. Всю страну. Убедив, что первых трех уровней не существует и все решает четвертый. И, чтобы жить спокойно и счастливо, достаточно быть финансово успешным. Вот многие и стали. И что? Счастливы?
— А что же делать?
Глеб пожал плечами.
— Не знаю. Это всего лишь гипотеза. Знать бы, что она верная, я бы начал… лечить первые три программы. Потому что все они завирусованы донельзя… Например, язык. Ты нормальный русский язык сейчас часто слышишь? Какой-то сплошной пиджин пошел. Французы вон сумели свой язык от американизмов почистить. А мы чем хуже? Или образцы. У нас сейчас два основных образца — либо бандюк, либо гла-амур.
— Ага, вижу… «Развели как лохов» — это откуда будет?
Глеб тихонько засмеялся:
— Попался, грешен. Видишь, и меня… развели, — но затем посерьезнел, — но это еще полбеды. Потому что у многих этот блатняк уже поперек горла сидит. И ему недолго осталось. А вот другие меня беспокоят.
— Гламур?
— Не только. Вот смотри — у нас сейчас телевидение заполнено тучей программ, цельнотянутых с Запада.
— Угу, Windows, например, — рассмеялась Ирина.
Глеб улыбнулся и нежно поцеловал ее.
— Если тебе неинтересно, я заткнусь.
— Нет, глупенький, — замотала головой Ира, — я тебя всегда с удовольствием слушаю. Просто я… все еще шалею от счастья, что ты у меня есть. Вот и тянет побезобразничать.
