– А если дров не будет? – уже чисто для проформы поинтересовался Смыков.
– Если дров не будет, принципиально поступим. Заставим население раскатать свои избы по бревнышку, а с саботажниками разберемся по законам военного времени. Зачинщиков в топку, остальных под колеса.
Затем Жердев предался воспоминаниям молодости, касавшимся паровозов, дрезин, стрелок, сортировочных горок, железнодорожных уставов и вокзальных проституток, которых он презрительно именовал «бановым поревом». Из этих россказней следовало, что уже в юном возрасте Жердев объездил на буферах, подножках и крышах весь Союз, принимал активное участие в создании самого мощного в мире локомотива «Иосиф Сталин» и лично предотвратил грандиозное крушение на Транссибирской магистрали, когда из-за происков японских агентов и своих собственных вредителей экспресс Москва-Владивосток едва не столкнулся в туннеле с грузовым составом.
Впрочем, Смыков на болтовню своего попутчика никакого внимания не обращал. Ему сейчас и своих собственных забот хватало. Причем волновала Смыкова не столько предстоящая схватка с превосходящими силами врага на разъезде Рогатка, сколько реакция друзей на его преждевременное возвращение. Кроме того, оставалось неясным, согласятся ли анархисты без раскачки и долгих сборов отправиться в бой. Не было полной ясности и с так очаровавшей его Бациллой. То, что Жердев на словах уступил ее Смыкову, бесспорным фактом купли-продажи являться не могло. Нет в природе существа более капризного и непредсказуемого, чем женщина, особенно если она испорчена чрезмерным мужским вниманием. На памяти Смыкова не раз случалось, что бабы первого сорта, не торгуясь, уступали свое тело и душу всяким недоделанным мудозвонам, а серьезных мужиков просто гнали вон.
Стоило только Смыкову вспомнить Бациллу, и ему сразу становилось нехорошо
– как голодному от запаха пищи или наркоману от отсутствия дозы. Приходилось силой гнать от себя это чудное видение и переключать внимание на что-то нейтральное. Пока они шли полями, Смыков пытался на глаз определить количество воробьев в каждой новой стае, взлетающей из-под их ног, а достигнув железнодорожного полотна, приступил к подсчету шпал, приходящихся на один километр пути.
Вдали уже маячила водонапорная башня и входные семафоры разъезда Рогатка, когда Смыков наконец заговорил:
– В общем, так… Если у нас это дело выгорит, вы Бацилле скажете, что рану получили… Легкую, но неприятную… В интимное, так сказать, место. Для убедительности придется вам мотню прострелить. Вот такое мое условие.
– Не знаю даже, – Жердев почесал голову. – Ты что, слову моему не веришь?
– При чем здесь, братец мой, ваше слово! – возмутился Смыков. – Вы одно говорите, а она другое скажет. Нельзя человека перед выбором ставить. Вредно это. Помните, как раньше в магазинах говорили: «Бери, что дают»? Люди брали, и, кстати, все довольны были.
– Так и быть, согласен. – Жердев протянул Смыкову свою мозолистую и грязную, как солдатская пятка, лапу.
Прежде чем сунуться на разъезд, они обошли его кругом, благо что в высокой железнодорожной насыпи имелись проходы для скота. Вылезать на полотно не решились – вполне возможно, что на водонапорной башне мог располагаться наблюдательный пункт. Небольшой поселок, приткнувшийся к разъезду, казался вымершим. На путях стояли два допотопных паровоза (серии СУ, как на глаз определил Жердев) и с десяток пассажирских вагонов. Двери их были распахнуты настежь, а большинство окон выбиты. Ни единой живой души ни на самом разъезде, ни в его окрестностях замечено не было.
– Чудеса на постном масле, – удивился Жердев. – Давай поближе подойдем.
– Да уж придется, – буркнул Смыков, которому вся эта затея с паровозом вдруг перестала нравиться.
Стараясь держаться под прикрытием кустов, они подобрались к разъезду. Перрон был пуст, а на стене станционного здания известкой было намалевано: «Отправление поездов раз в три дня по мере комплектования составов». Рядом возвышалась огромная поленница, похожая на уменьшенную копию пирамиды Хеопса.
– А ты говорил, дров не будет, – сказал Жердев. – Их тут на десять рейсов хватит и еще останется. Эти чайники вокзальные с каждого пассажира по кубу березы требовали.
– Потише, – поморщился Смыков. – Здесь вам, братец мой, не Киркопия. Вы лучше внутрь загляните. А я подстрахую. Если что – сразу назад.
Жердев хотел было возразить, но потом махнул рукой и исчез за потемневшими от непогоды дверями станционного здания. Смыков, дабы не маячить на открытом месте, присел за поленницу. Отсюда был виден и перрон, и хвост состава, и даже водонапорная башня, бак которой проржавел до такой степени, что цветом своим напоминал спелый апельсин.
Жердев появился минут через десять. За это время можно было не только досконально осмотреть крохотный зал ожидания, но даже подмести там пол.
– Пусто, – сказал он, озираясь по сторонам если не затравленно, то сверхподозрительно. – Только старушка на лавке лежит.
– Мертвая? – догадался Смыков.
– Мертвее не бывает.
– Причину смерти установили?
– Хрен ее установишь. Крови не видно. Может, болела. Может, от страха зашлась. Глаза вот такие! – Он показал свой кулак. – А под головой мешок с сухарями. Это же надо! Дня три тут лежит, если не больше, а сухари никто не тронул.
– Верно, – задумчиво произнес Смыков. – Солдат сухарям валяться не даст. Похоже, нет здесь никого… Проверим по вагонам?
– Проверим, – без прежнего энтузиазма согласился Жердев.
К составу они двинулись короткими перебежками, хоть и не сговаривались заранее, – от поленницы к пакгаузу, от пакгауза к туалету, от туалета к какой-то будке, располагавшейся как раз напротив хвостового вагона.
– Теперь ты иди, – сказал Жердев хмуро. – Сейчас мой черед тебя прикрывать.
– В спину только не попадите. – Смыков вразвалочку двинулся к вагону, по опыту зная, что праздношатающегося человека редко бьют в упор без предупреждения, сначала окликают.
Пистолет он достал только в тамбуре, но, пройдя насквозь два вагона подряд, снова сунул его в карман. Если в составе и были какие-то люди, то они упились до бессознания, либо со страху даже пикнуть боялись. Ничем иным нельзя было объяснить то обстоятельство, что постороннему типу дозволялось свободно разгуливать по охраняемому объекту.
Вскоре Смыков обнаружил вагон, где прежде обитала плешаковская солдатня. Судя по количеству постелей, было их всего тринадцать – дюжина рядовых и один офицер. На верхних полках лежали тощие вещевые мешки и немудреное оружие – ружейные обрезы, дедовские берданки, самодельные пики. На столиках остались кружки с недопитым травяным чаем, куски зачерствевшего хлеба. В офицерском купе Смыков обратил внимание на добротные яловые сапоги, вокруг голенищ которых по неистребимой армейской привычке были обернуты несвежие байковые портянки.
