— И что он сделал?
— Он невозмутимо рассказывал один скетч за другим.
— И никто не смеялся...
— Даже не вздохнул.
— Я с трудом могу себе это представить. Из какого-нибудь угла всегда донесется чей-то дурацкий смех. Если зал был полон, без этого не могло обойтись.
Б опустила взгляд:
— Все это было подстроено. Для телепрограммы в стиле «скрытая камера». В зале сидели статисты, которым заплатили за то, чтобы они не смеялись. Они знали: всего один смешок — и гонорара им не видать.
— Сотни людей битый час сидят абсолютно молча... Это должно быть очень страшно. — Представив себе это, Тристан вздрогнул от ужаса.
— К концу выступления отец совершенно лишился сил. Не услышав ни единого хлопка после прощального поклона, он ушел в гримерную. Бледный, как труп. Телекамеры продолжали его снимать. У него взяли интервью, а потом наконец сказали, что все это было «отличным розыгрышем». Отец расхохотался и вернулся в зал. На этот раз его встретили аплодисментами, стали просить автографы со словами «только без обид, ладно?».
— Представляю, какое облегчение он испытал.
— Казалось, все снова в порядке, и телеведущий поблагодарил отца, восхищаясь его терпением и хладнокровием.
— И что было дальше?
Б вздохнула:
— Я первая его увидела. Он повесился на кухне.
Тристан остолбенел.
— О да, телезрители славно повеселились, глядя на зал, «который не смеется». Это все придумал ведущий. Он и сам был комиком. Но среди юмористов встречаются не только хорошие люди. Режиссеры и ведущие телепрограммы прекрасно знали, что для отца такой «розыгрыш» будет ужасным ударом, но им хотелось показать на экране сильные эмоции... Ведь это рейтинг. Растерявшийся комик на сцене — очень смешно, правда?
— Это гнусно.
— Я говорила вам о темной стороне юмора. Это энергия, которой могут воспользоваться очень плохие люди.
— Действительно, в мире комиков не всегда весело. В частной жизни большинство знакомых мне юмористов — мрачные, раздражительные и завистливые люди с чрезмерно раздутым эго.
Б налила себе бокал вина:
— Сначала я их ненавидела. Мне были противны анекдоты, комики, юмор. Я хотела убить главного ведущего той программы. Но когда я подобралась к нему и была уже готова застрелить, меня вдруг осенило... — Ее голубые глаза потемнели. — Убить — это не лучшее решение. Этого мало. Ведь он даже ничего не поймет. Все закончится через пару секунд, а он так и не узнает, за что получил пулю. Нет, мне было нужно нечто большее, чем убить его... Я должна была выставить его на посмешище. Ведущий был очень популярен, и я решила поднять его на смех в его собственной профессиональной сфере.
— Тьерри Бодриссон! Невыключенный микрофон!.. Как же, я помню! Так это были...
— Да, это была я. Пришлось потратить некоторое время на подготовку. Я выдала себя за уборщицу и установила миниатюрную дублирующую систему включения микрофона, на дистанционном управлении.
— Я помню! Бодриссон думал, что микрофон отключен, а его слова шли в прямой эфир.
— Нет более надежного способа высмеять человека, чем показать, каков он на самом деле. В прайм-тайм, в час, когда у приемников находится наибольшее число слушателей.
— Я помню, какой скандал разразился, когда публика поняла, как Бодриссон ее презирает. Его, кажется, уволили?
— Сейчас он озвучивает рекламные ролики для провинциальных супермаркетов. Согласитесь, это лучше, чем убийство?
Тристан внезапно осознал, как велико мужество этой девушки. Он представил себе ее боль и боль ее отца.
— Это действительно было для вас ужасным испытанием!
— После смерти отца я утратила вкус ко всему на свете. Еще раньше моя мать умерла от рака. Я сделала так, что о самоубийстве отца никто не узнал, ведь он был католиком и его не стали бы отпевать. Я попросила врача диагностировать стремительное развитие рака. Это и стало официальной версией смерти великого Гонтрана.
— А потом вы пришли сюда?
— Многие находят здесь убежище, чувствуя, что от того мира, который им известен, ждать больше нечего. Я была очень подавлена. Мне была нужна битва. Юмор был битвой моего отца, и я приняла у него эту эстафету. Но я стала действовать по-другому — так, как учили меня люди, верные настоящей этике. Те, кто ничем не походит на псевдоюмористов, готовых продать душу ради рейтинга и любой ценой добиваться славы.
Тристан в задумчивости сделал глоток вина:
— И давно вы здесь?
— Больше семи лет.
— Почему же вы прошли посвящение так поздно?
Она опустила взгляд:
— Я боялась умереть. Я не такая храбрая, как вы думаете.
Тристан кивнул:
— Я вас понимаю.
— Вот так я и работала здесь. Я была учеником и сочиняла анекдоты, не претендуя на то, чтобы стать подмастерьем.
— Страх преодолеть препятствие...
— Господин Маньяр, меня восхищает ваша смелость. Вы так быстро решились поставить свою жизнь на карту — согласились на поединок.
— До того как я пришел сюда, я был мертв. Теперь моя жизнь вновь приобрела смысл... отчасти благодаря вам, мадемуазель Б.
Тристан работал над своим шедевром два месяца. Это был потрясающий анекдот, который автор опробовал на многих слушателях, прежде чем представил на суд своему учителю.
Б потребовала все переделать, тщательно обдумывая каждую запятую, каждое слово, каждый намек.
Она велела проверить, как этот анекдот будет звучать с другими концовками, с другими персонажами. Как его будут воспринимать в переводе на другие языки. И наконец, когда Б решила, что клинок достаточно закален, она привела своего подопечного к Великому Магистру.
Человек, не снимавший хохочущей белой маски, велел Тристану рассказать его анекдот. Когда тот закончил, наступило долгое молчание. И вдруг Великий Магистр издал смешок, который постепенно превратился в хохот.
— Шедевр принят, — объявил глава братства.
Тристан чувствовал себя так, словно вновь с успехом сдал экзамены и получил диплом с отличием.
— Думаешь, он готов? — спросил Великий Магистр у Б.
— Он рассмешил меня, — ответила девушка так, словно этого было достаточно.
— Тогда нет никаких причин медлить. Он будет внесен в списки участников ближайшей церемонии посвящения, которая состоится в следующем месяце.
С этими словами Великий Магистр знаком велел девушке приблизиться и что-то прошептал ей на ухо. Б резко выпрямилась. Казалось, она встревожена и удивлена.
— Вы выглядите более довольной, чем я, — заметил Тристан, идя рядом с Б по длинному коридору.
— Вы — первый мой ученик, который попытается пройти посвящение. Полагаю, что настоящим мастером становишься лишь тогда, когда сумел передать другому секреты своего ремесла. Отец говорил: «Хорош не тот мастер, кто выше ученика, а тот, благодаря кому ученик становится мастером».
