Сабля Тристана Маньяра едва задела противника, даже не ранив его.
Бывшего комика охватили сомнения: быть может, за всю их долгую совместную карьеру в шоу-бизнесе он ни разу не сумел по-настоящему рассмешить своего продюсера? Тот, наверное, смеялся из вежливости или, что еще хуже, ради выгоды.
Казалось, публика вздохнула с облегчением. Присутствующим, наверное, было бы жаль, если бы поединок прекратился после первого же удара.
Пришел черед Тристана проявить выдержку.
Джимми прицелился как следует. Его анекдот были рассказан идеально, а последняя фраза была произнесена с еле заметной забавной интонацией.
Тристан не ожидал, что его импресарио сможет так смешно рассказать анекдот. Он недооценил противника. Его подвели воспоминания о прошлом, в котором он, Тристан, был признанным комиком, а его соперник — всего лишь продюсером, который устраивал его выступления. Теперь Тристан вспомнил, что Жан-Мишель Петросян прошел то же самое обучение, что и он сам. И мотивирован он не слабее его.
Тристан увидел, как на его собственном экране линия счетчика рванулась вверх: 15, 18, 23, 35...
Тристан знал: если линия доберется до отметки 100, из ствола, приставленного к его виску, на огромной скорости вылетят несколько граммов свинца.
И он заставил себя увидеть, как медленно, голыми руками останавливает саблю противника, стремительно приближающуюся к его лбу.
...39, 43, 44, 45, 46, 48...
К счастью, запрет на смех в первые месяцы пребывания в братстве позволил Тристану научиться контролировать свое лицо.
Он понял, что Б действительно научила его управлять своим смехом, как автомобилем. За первый месяц он узнал, как пользоваться тормозами. За второй — сцеплением. За третий — педалью газа. Сейчас нужно было резко нажать на рычаг ручного тормоза. Кривая поднялась до отметки 53 и замерла.
Новый вздох из зала.
Нужно было немедленно найти средства для ответной атаки. Тристан обратился к их общим воспоминаниям. Он вспомнил, как мать Петросяна осыпала сына упреками за то, что он выбрал себе такое ремесло. Он подумал, что если переключит противника на детские мысли и ощущения, то ему будет легче манипулировать бывшим импресарио.
И он быстро сделал новую саблю, закалив ее ударами слов-молотов, выхватил ее из ножен и нанес удар, представив себе слабое место в доспехах противника — на шее.
Анекдот рассек воздух.
Тристан замер на долю секунды, чувствуя себя участником старинной дуэли на пистолетах: выстрел прогремел, теперь нужно ждать, рухнет ли стоящая вдалеке фигура.
По экрану поползла смертельная линия: 12, 15, 18, 25, 29, 32.
32 — таков оказался результат его сабельного удара.
Жан-Мишель Петросян тут же ответил анекдотом в котором содержался намек на семью Тристана. Но оказавшись по воле жребия на втором месте, он лишился преимущества новых нестандартных ходов. Линия на экране Тристана еле доползла до 14 баллов.
В поединке наметился новый поворот. Тристан чувствовал, что ему пока по силам победить своего бывшего продюсера, но если он не сделает этого в ближайшее время, то схватка резко осложнится.
Очередной анекдот, с намеком на мать Петросяна, заставил счетчик импресарио подняться до 42 баллов. Однако тот ответил совершенно неожиданным анекдотом, который опять застал Тристана врасплох.
«Коварный удар, — подумал он. — Он обходит меня, чтобы сделать подсечку». И тут же Тристан пожалел, что в его маске нет резинового кляпа. Он изо всех сил старался сдержаться. Тристан призвал к себе на помощь мрачные мысли: о потере дорогого существа, предательстве, уходе любимой, унижении...
Его счетчик замедлил бег на отметке 58 баллов.
Тристан подумал, что, если победит, сможет заняться любовью с Б. И едва смог остановить счетчик на цифре 63.
Выпад противника был блокирован.
Чтобы желание смеяться не охватило его снова, Тристан вызвал перед мысленным взором то, что видел в новостях по телевизору: картины массовых убийств, детей, умирающих от голода, диктаторов в черных очках. Смятение в его мыслях улеглось. Нужно было быстро отвечать на удар.
Слово «диктатор» напомнило ему об одном репортаже. Некий кровожадный тиран спрятался от вражеских бомбардировок в бункере, глубоко под землей. Однако военные нашли способ достать его и там: взорвалась первая бомба, а за ней в ту же точку сразу упала вторая, сумевшая зарыться гораздо дальше. Вот и решение. Нужно попробовать анекдот-сюрприз и, едва закончив его, отправить вдогонку еще один. Две сабли. Длинная для прямого отвлекающего удара и короткая — чтобы завершить дело.
Тристан рассказал первый анекдот, который оказал на противника слабое воздействие. Импресарио начал блокировать удар, но тут Тристан немедленно атаковал вторым анекдотом.
В своем воображении он видел, как первая сабля оставляет вмятину на шлеме противника, а вторая — разрубает его. Кривая на экране Жан-Мишеля Петросяна моментально подскочила до 25, 28, 37, затем приостановилась. Импресарио пытался укрепить плотину, которая вот-вот должна была рухнуть: 38, 40, 42... Еще одна попытка отбить атаку. Эффективность совместного действия двух анекдотов была очевидна: 43, 45, 49... Оборона противника рухнула: 53, 82, 96, 100.
Вспышка.
Голова продюсера лопнула, как перезрелый фрукт.
Ассистентка вскрикнула.
«Что ж, это жертва на алтарь юмора», — подумал Тристан Маньяр.
И вдруг он осознал, что несколько секунд назад убил человека, который вовсе не был ему безразличен. Это был не только его лучший друг, но и продюсер, на протяжении многих лет буквально носивший его на руках.
— Что я наделал! — пробормотал комик под фиолетовой маской.
Две женщины в розовых плащах освободили тело проигравшего. Публика аплодировала победителю.
Началась церемония посвящения. Б стояла рядом, положив руку ему на плечо. Тристан Маньяр опустился на одно колено.
Великий Магистр набросил на плечи победителя розовый плащ:
— Клянешься ли ты до конца жизни служить делу юмора?
— Клянусь.
— Клянешься ли не предавать братьев и сестер по Великой Ложе?
— Клянусь.
— Прекрасно. Юмор — это наша битва. Ты победил, и отныне мы вместе. Я предлагаю тебе бороться вместе с нами за то, чтобы остроумие восторжествовало во всем мире. — Великий Магистр, как средневековый рыцарь, коснулся шпагой плеч Тристана. — Отныне ты член Великой Ложи. Ты подмастерье первой степени посвящения, — сурово объявил глава братства. — Ты сможешь сочинять анекдоты, которые станут распространяться по всему миру, и никто из живущих на земле не будет подозревать, что ты их автор. Но ты будешь знать. И мы будем знать, что их появлением мы обязаны именно твоему таланту, брат Маньяр, — твоему, и ничьему больше.
