били его, точно дикого пса.
И кровью его обагрилась трава,
И Гончей не стало - а песня жива!
И трое осталось сынков короля,
Под чьими шагами стонала земля,
Но так же - все трое - блуждали они,
Смятенье и страх порождали они.
По северным землям бродили-блуждали,
Чего пожелают - то силою брали,
И сеяли горе, и сеяли смерть
Были то Кот, Бык и Медведь.
Был воином тот, кто себя звал Быком,
И страх отродясь ему не был знаком.
Рожденный в кольчуге, из шлема он пил,
И был он могуч, и безжалостен был.
Убили его, как скотину на бойне,
На землю он рухнул, хрипящий от боли,
И некому было по нем горевать...
Не стало Быка - ну а песня жива!
Лишь двое осталось сынков короля,
Под чьими шагами стонала земля.
Но так же - лишь двое - блуждали они,
Смятенье и страх порождали они.
По северным землям бродили-блуждали,
Чего пожелают - то силою брали,
И сеяли горе, и сеяли смерть
Звались те двое Кот и Медведь.
И Кот был как призрак, и Кот был - как тьма:
Возникнет, ударит и юркнет в туман.
Его не заметишь - хоть в шаге пройди.
Следа не найдешь - хоть глаза прогляди.
Но как ни невидим - не скроется боле.
Как хищную кошку, его закололи.
Убитого даже - сыскали едва...
Не стало Кота - а вот песня жива!
Один лишь остался сынок короля,
Под чьими шагами стонала земля.
По северным землям один он блуждал,
Но вчетверо ужас и страх порождал.
По северным землям скитался-блуждал,
Чего пожелает - то силою брал,
И сеял он горе, и сеял он смерть
И имя последнему было Медведь.
Медведь был силач, горлопан, забулдыга,
Он ссоры искал, как желанного мига.
Медведь был не в силах свой норов сдержать
Грозил, и сражался, и дрался опять.
Медведь был гневлив и хвастлив, и в итоге
Убили его, точно зверя в берлоге.
Упала на камни его голова
Медведя не стало, а песня жива!
Погибли, погибли сынки короля!
Под шагом железным не стонет земля!
Уж некому стало бродить и блуждать,
И страх, и смятенье, и смерть порождать!
Но из дому в дом пробирается шепот:
В безлунные ночи в безлюдных чащобах
Выходят из мрака на мир поглядеть
Гончая, Бык, Кот и Медведь.
ПОВЕСТЬ
Расседлав, вычистив и пустив пастись лошадей, вновь прибывшие собрались в лишенной кровли кухне хейма. Дженна, безмолвно стоявшая рядом с Карумом, слышала обрывки рассказов о недавнем сражении. Принц чувствовал себя вполне свободно и участвовал в разговоре, не гнушаясь вольными шутками. Что приключилось с тихим ученым мальчиком, которого Дженна знала так недолго? С ним приключилась война, подумалось ей - и не только это. О том, что в перемене повинны пять прошедших лет, ей не хотелось и думать.
Врага они встретили близ какого-то городка - Карентона, как говорили воины. Численный перевес и неожиданность были за ними. Врагу не на что было надеяться. Кое-кто готов был даже сдаться, но не пощадили никого. Только Медведя взяли живым - Длинный Лук велел доставить его связанным к ногам короля.
Рассказам о злодеяниях Медведя не было конца. Его называли "убийцей тысячи женщин" и "разорителем Бертрамова Приюта", но Дженне во всем этом слышалось невольное восхищение. Вся во власти страшных сказок о Медведе, она вышла и направилась к дереву, где он был привязан, - посмотреть, не отпечаталось ли такое душегубство у него на лице.
Одна из его кос расплелась, но в остальном он был таким же, как когда сидел на коне. Большой, волосатый, с широкой ухмылкой, он, однако, не больше походил на зверя, чем все мужчины вокруг.
Его охраняли двое часовых с мечами наголо.
- Ты лучше не подходи к нему близко, - сказал один, вытирая нос рукавом.
- Он большой ловкач, - сказал другой, со шрамом на глазу.
- Да ведь он связан, - заметила Дженна - Что он мне сделает, если не может шевельнуть ни рукой, ни ногой?
Медведь на это разразился громким гоготом и сказал первому часовому
- Она хочет знать, что я с ней сделаю без помощи рук и ног? Может, ты ей скажешь - или мне самому сказать?
Часовой ударил его по лицу так, что разбил губу, и рот Медведя наполнился кровью.
- Не смей говорить так с Белой Девой.
- С Белой Девой?
- Да. Это Анна. Та, что заставила твоих братцев Гончего и Быка склониться перед собой.
Медведь пососал кровоточащую губу и уставился на Дженну, ощерив в ухмылке измазанные кровью зубы.
- Так это ты - та девчонка, что забыла свою куклу у могилы Гончего Пса? Это ты отсекла руку Быку и обрекла его на долгую мучительную смерть от гнилой горячки. Вот, значит, кто ты. Что ж, для тебя я приберегу нечто особенное.
На этот раз его ударил воин со шрамом, и Медведь засмеялся опять.
- Чужая смерть не доставляет мне удовольствия, - сказала Дженна.
- А мне - да. И не только смерть.
Если Дженна надеялась, что ее простят и поймут, то напрасно - не только Медведь, но и часовые смотрели на нее с недоумением.
- Смерть этих двоих была сущим благодеянием, - сказал человек со шрамом.
- Едва ли смерть можно назвать благодеянием. Правду говорит старая пословица: "Убьешь однажды - каяться станешь всегда", - сказала Дженна и пошла прочь. Медведь проревел ей вслед:
- У нас к этому прибавляют: "Убьешь дважды - не каешься никогда". Я кое-что приберег для тебя - и уж это ты точно будешь помнить всю жизнь.
Дженне померещился звук нового удара и смех, но она не обернулась.
Карум стоял со своим братом, Питом и Катроной в стороне от шумного воинства и, увидев Дженну, пошел ей навстречу. Она остановилась, он тоже между ними не было и нескольких дюймов, но они не касались друг друга.
- Дженна... - начал он и потупился.
- Когда-то ты рассказывал мне, что есть такой народ - забыла, как он зовется, - который верит, что "любовь" было первым словом, изреченным богом, прошептала Дженна, смущаясь многолюдства вокруг.
- Каролийцы, - шепнул Карум в ответ, по-прежнему не глядя на нее.
- Я много думала об этом, стараясь понять, - и, кажется, поняла тогда, но теперь опять не понимаю.
- Так много времени пролегло между нами, - кивнул, подняв глаза, Карум.
- И так много крови.
- Значит, все кончено? - с мукой в голосе спросил он. Она отвела прядь волос с его лба, как прежде сделал он.
- Последние пять лет ты жил, Карум Длинный Лук, - но я не жила.
- Что ты такое говоришь?
- Если я расскажу, ты не поверишь.
- Расскажи. Я поверю.
И Дженна рассказала ему о греннах, о пещере и о роще. Описала Альту в зеленом с золотом платье, поведала об ожерелье, браслете и короне. Все это время Карум качал головой, словно не веря своим ушам.
- Я же сказала, что ты мне не поверишь.
