— Мы обсохли, — произнесла Баранова. — Пойдемте одеваться.
Моррисон обрадовался, но тут же был разочарован белой одеждой, которую обнаружил в шкафу. Она состояла из блузы и легких полотняных брюк, которые подвязывались бечевкой. Кроме того, там были шапочка и мягкие сандалии. Хотя хлопок был непрозрачный, Моррисону показалось, что почти весь он просвечивается.
Он спросил:
— Это вся одежда, которая на нас будет?
— Да, — ответила Баранова. — Мы работаем в чистой, спокойной атмосфере с постоянной температурой. Нас не интересует модная и дорогая одежда. На самом деле, избавившись от определенного предубеждения, мы спокойно могли бы работать голые. Но хватит, пойдемте.
Они, наконец, вошли, как понял Моррисон, в главный корпус Грота. Он раскинулся перед ними, между украшенными колоннами на расстоянии, которое невозможно было определить.
Оборудование было ему незнакомо. Он занимался только теорией и во время работы использовал электронные приборы, которые сам конструировал и изменял. На какое-то мгновение он почувствовал внезапный приступ ностальгии по своей лаборатории в университете, своим книгам, запаху клеток, где жили животные, даже по глупому упрямству своих коллег.
Повсюду в Гроте находились люди. Рядом работали человек десять, остальные копошились кто где. Создавалось впечатление человеческого муравейника, где целенаправленно двигались машины и люди. Никто не обращал внимания друг на друга и на вновь пришедших. Они работали и двигались молча, звук шагов приглушался сандалиями.
Казалось, Баранова вновь прочитала мысли Моррисона и, обращаясь к нему, заговорила шепотом:
— Здесь каждый держит свое мнение при себе. Каждый знает не более того, что следует знать. Не должно быть никакой утечки информации.
— Но ведь они должны общаться между собой.
— Когда нужно, они это делают, но не больше. Это лишает удовольствия дружеского общения, но так надо.
— Такое деление людей замедляет прогресс, — заметил Моррисон.
— Но таким образом мы обеспечиваем безопасность, — ответила Баранова. — Поэтому, если никто не будет с вами разговаривать, это не из-за личной неприязни. У них просто не будет причин для разговора с вами.
— Незнакомый человек вызовет их любопытство.
— Я предусмотрела это. Вы для них — специалист, приглашенный со стороны. Это все, что им нужно знать о вас.
Моррисон нахмурился:
— Как они поверят, что американца пригласили в качестве специалиста?
— Им не известно, что вы — американец.
— Мой акцент меня сразу выдаст, как это случилось с официанткой.
— Но вы ни с кем не будете разговаривать, кроме тех, с кем я вас познакомлю.
— Как хотите, — равнодушно ответил Моррисон.
Он все еще оглядывался кругом. Попав сюда, он мог по возможности что-нибудь узнать. Даже если все окажется простым и обычным. Если он вернется в Соединенные Штаты, его наверняка спросят о подробностях того, что наблюдал, и ему будет что рассказать.
Он сказал на ухо Барановой:
— Это место, должно быть, дорого обошлось государству. Какая часть национального бюджета идет на это?
— Да, дорого, — ответила Баранова, больше ничего не добавив.
Дежнев ожесточенно продолжал:
--- Я сегодня утром вынужден был целый час уговаривать их позволить провести ради вас небольшой дополнительный эксперимент — холера возьми этот Комитет.
— Но холеры больше не существует, даже в Индии, — возразил Моррисон.
— Пусть она вновь появится для Комитета.
Баранова предупредила:
— Аркадий, если в Комитете узнают о твоих шутливых выражениях, ничего хорошего тебя Не ждет.
— Я не боюсь этих свиней, Наташа.
— А я боюсь. Что будет с бюджетом на будущий год, если ты приведешь их в бешенство?
Моррисон заговорил с неожиданным раздражени ем, но все же стараясь смягчить тон:
— Комитет и бюджет меня не касаются, я всего лишь хочу узнать, что я здесь делаю.
Дежнев ответил:
— Вы пришли сюда для того, чтобы стать свидетелем минимизации и получить объяснения, почему мы нуждаемся в вашей помощи. Вы удовлетворены, товарищ, зх-м... товарищ Приглашенный Специалист?
17.
Моррисон проследовал за остальными к чему-то, похожему на маленький старомодный вагон, стоящий на рельсах с очень узкой колеей.
Баранова дотронулась большим пальцем до гладкой пластинки на дверях, отчего те плавно и бесшумно открылись.
— Пожалуйста, входите, доктор Моррисон.
Моррисон задержался.
— Куда мы едем?
— В помещение минимизации, конечно.
— По железной дороге? Каких же размеров это место?
— Больших, доктор, но не очень. Это делается из соображений безопасности. Только немногие могут использовать этот прибор, и только так можно проникнуть в самое сердце Грота.
— Неужели вы настолько не доверяете своим собственным людям?
— Мир сложен, доктор Моррисон. Мы доверяем нашим людям, но мы не хотим подвергать многих соблазну. Пожалуйста, входите.
Моррисон с трудом вошел в компактный вагон. Дежнев протиснулся за ним со словами:
— Еще один пример бессмысленной скупости. Почему такой маленький? Почему, потратив миллиарды рублей на проект, бюрократы считают себя добродетелями, если сэкономят несколько сотен — и то, в конечном счете, в ущерб трудящимся?
Баранова села на переднее сиденье. Моррисон не мог видеть, как она управляла, если там вообще было какое-нибудь управление. Возможно, вагон двигался с помощью компьютера.
В вагоне на уровне глаз располагалось небольшое окошко, но стекло было непрозрачным. Моррисон смог заметить часть нечаянно промелькнувшей снаружи пещеры. Возможно, окна были предназначены для того, чтобы облегчить страдания тех, кто предрасположен к клаустрофобии, уменьшая таким образом ощущение невыносимой тесноты замкнутого пространства.
Моррисону казалось, что люди, которых ему удавалось рассмотреть за стеклом, не обращали никакого внимания на движущийся вагон. Каждый здесь, подумал он, хорошо вымуштрован. Проявление интереса к тому, к чему непосредственно не имеешь отношения, — явный признак невоспитанности, если не хуже. .
Моррисон почувствовал, что они приблизились к стене пещеры. Вагон резко уменьшил скорость. Стена раздвинулась, вагон, качнувшись, набрал скорость и двинулся через проход.
Сразу стало почти совсем темно. Слабое освещение в потолке превратило ночь в сумерки.
Они находились в узком тоннеле, где едва хватало места для вагона. Слева Моррисон смог различить еще пару рельсов. Должно быть, лишь два таких вагона, подумал он, в состоянии разъехаться в тоннеле на скорости.
