- Старый хитрец, - пробормотал Акамие, но приказал унести прочь тетради и свитки.
И все же - трудно было превратить собрание людей, полезных трону, в дружескую пирушку. Сотрапезников выбирал сам, и Акамие с ним не спорил, кроме одного-единственного случая. Появление за трапезой Арьяна ан-Реддиля вызвало немалое замешательство, но быстро все уладилось:между удалым насмешником певцом и старым мудрым ан-Эриди вечера потекли, как река между обрывистым и пологим берегами. Много пили, пели и смеялись, и Акамие приглядывался к своим вельможам, а они - к царю, и так привыкали друг к другу.
Но сегодня промедление изводило Акамие. Проницательный ан-Эриди, выждав приличное время, попросил позволения покинуть застолье под излюбленным и удобнейшим предлогом старческого нездоровья. Цену этим жалобам знали все и прекрасно. Вскоре его примеру последовали один за другим остальные сотрапезники, и Акамие осталось только снизойти к их изобретательным объяснениям и отпустить по домам в сопровождении слуг, несших кувшины вина и свернутые скатерти с угощением.
- Приведите его! - потребовал Акамие, едва переступив порог ночной половины.
Один из евнухов смиренными жестами привлек внимание царя, чтобы спросить:
- Повелитель желает, чтобы его умастили и убрали, как положено, или пусть остается в своем?
Акамие остановился, оглядел серьезные, исполненные почтительного внимания лица евнухов. Ай, спасибо, Эртхиа.
- Приведите его - немедленно, как есть.
О прибывшем издалека
Рисунок на веере был - сосновая ветка.
Евнух окликнул с порога:
- Царь желает видеть тебя.
Сю-юн плавно поднялся, оставив кисти опущенных рук соединенными, одна поверх другой, чуть вывернув их тыльной стороной кверху, самыми кончиками пальцев придерживая веер. Складки одеяний ожили, заиграли тенями и бликами, распрямились и потянулись следом за ним, шурша и присвистывая.
Евнухи откинули и придержали завесу на двери, чтобы пропустить поток шелка, заполнивший проем во всю ширину.
С потупленными глазами и смиренно опущенной головой Сю-юн вступил в просторный покой и тут же у порога опустился на колени и пополз, то и дело останавливаясь, чтобы совершить глубокий поклон.
Акамие наблюдал за ним, сидя, по своему обыкновению, на подоконнике. Он был озадачен и даже расстроен, но сделать ничего было нельзя, по крайней мере, теперь, сразу. Зачем ему еще один слуга - и слуга с такими глазами, как два узких черных зеркальца, в которые не заглянуть, с таким именем, от которого горько во рту и наворачиваются слезы?
Сиуджин остался на коленях, со склоненной головой, посередине комнаты, не смея поднять взгляд на господина. Акамие смотрел на него и молчал, не зная, что сказать, и смотрел так долго, что сквозь пелену в глазах и сквозь эту склоненную фигуру в ворохе шелков проступила другая, на этом же месте, в такой же поздний час, с такой же покорностью в склоненной шее и плечах, в сложенных руках, в терпеливой неподвижности. Акамие не мог не узнать - и узнал, и согласился с этим узнаванием. Он сам, это он сам.
И Акамие быстрыми шагами приблизился и опустился на ковер перед чужеземным рабом, взял за руки и заглянул в лицо. И такую растерянность, такое горькое разочарование он увидел в его лице, утратившем неподвижность, что сам растерялся.
- Что ты? Что с тобой?
- Я думать... Смею сказать... Прошу меня простить... Мне сказать... торопливо забормотал Сю-юн, меняя местами ударения, путая слова хайри с родными.
- Что случилось? - всерьез забеспокоился Акамие.
- Мне сказать - царь... что к царю...
Акамие сдвинул брови, вслушиваясь в его шепот. Подумал немного. Осторожно спросил:
- Ты ожидал увидеть царя?
Сю-юн кивнул:
- Прошу меня простить.
- А увидел меня. И огорчен?
Сю-юн промолчал. Акамие слегка сжал его руки и отпустил.
- Ну конечно, конечно... Ты надеялся - к царю, а тут...
- Если высокородный господин считать меня достойным, - вкрадчиво произнес Сю-юн.
- Да. Я понимаю.
Сю-юн тоже кое-что понял. Этот вельможа, видимо, очень близок к царю, может быть, даже состоит при его опочивальне. Может быть, даже... Но этот шрам? В Ы такого и близко ко дворцу не подпустили бы. Но если шрам был не всегда, если на здешний вкус такие большие глаза вовсе не уродство, то очень может быть, что прежде... Да, конечно. И теперь, зная вкусы государя, он отбирает для него наложников? Да. Почетная должность. Огромная власть. Сю-юн понял: во что бы то ни стало надо добиться благосклонности вельможи. Для начала он совершил еще один поклон, из самых глубоких, почти как царю. Но запомнил: пальцы у вельможи сплетаются, ему то и дело приходится расцеплять их, и взгляд убегает куда-то в сторону, и плечи сводит, как в ознобе. Отчего бы это?
- Царь не примет тебя сегодня. И завтра тоже. Твоей вины здесь нет - он занят.
Сю-юн кивнул.
- Расскажи мне о себе. Как случилось, что Эртхиа... государь Эртхиа Аттанский вздумал послать тебя м... моему царю в подарок?
- Мой господин сказать мне, государь Эр-хи просить его найти для своего брата, повелитель Хайра, такой же или лучше, чем его недостойный слуга.
- Чем - кто? - переспросил Акамие.
- Чем я, - скромно потупил глаза Сю-юн. - Но не найти.
- И поэтому...
- И поэтому мой господин оказать мне честь повелеть отправиться служить повелитель Хайра.
- Так у тебя был уже господин?
- Да, - качнулся в поклоне Сю-юн. - И быть всегда доволен мной. Именно он советовать государю Эр-хи выбрать меня.
Этот красивый, с набеленным лицом, с нелепыми черточками вместо бровей - прислан, чтобы стать рабом? Эртхиа искал лучшего. Чтобы переводить книги? Нет. Для чего? Непонятно это закрашенное лицо, непонятны эти зеркальные глаза. Что там с господином, который отослал его так далеко его, лучше которого не нашлось? Почему?
- Царь поручил мне заботиться о тебе, пока сам он занят.
Да, так. Назваться сейчас - приобрести слугу, раба, которых и так в избытке. Прежде стать другом - потом открыться.
И Акамие уже уверенно повторил:
- Позаботиться о тебе. И сначала устроить тебе удобное жилье, чтобы тебе не было тоскливо в непривычном. И приставить к тебе толковых слуг. Но это все завтра. Ты успеваешь за мной? Я хочу сказать - ты понимаешь, когда я так быстро?
- Каждое слово - нет. Все - да.
- И я понимаю тебя. Вот! Хорошо бы... Царь повелел, чтобы ты начал учить меня своему языку. Я хочу... То есть, чтобы я тоже мог читать царю эти книги - если они покажутся ему занимательными.
Сю-юн понял, чего добивается вельможа. Посмотрел еще раз на его сцепленные пальцы. Печально стать соперником человека могущественного, когда ты сам даже не очень хорошо понимаешь здешний язык. Ну что же. Так, видно, суждено. У Сю-юна было еще кое-что в запасе.
