Прислушиваясь к тому, как соседи тихо бубнят на лестничной площадке и впустую щелкают переключателями на распределительном щите, Игорь подумал: если кто и сошел с ума, так это он. Не Славик.
Расслабившись и шумно задышав носом, Бортников раскинулся на диване и попытался успокоиться. Это оказалось делом непростым. Мысли носились в голове стаей испуганных ворон, сердце колотилось в ребра, как мотор, а в жилах пел адреналин. И что-то ворочалось внутри. Но Игорь дышал ровно и не шевелился — как перед экзаменом, когда он чуть не завалил все из-за высокого давления. И это сработало. Вспомнив о госэкзаменах, о защите диплома и о том, что этот диплом не принес ему ни копейки денег, Бортников успокоился. Вернулся привычный мир — с его проблемами и заботами. С пустым кошельком, завтрашним рабочим днем и с несостоявшимся свиданием.
Игорь вздохнул и заворочался на диване. Он попытался прислушаться к самому себе, к той силе, что ворочалась внутри, и почувствовал ее. Так, как чувствуют руку или ногу… Часть тела. И она подчинялась. Игорь тихонько потянулся в сторону и ощутил, что не одинок. Он чувствовал это — словно волны на озере: катятся по зеркальной глади, сталкиваются, наползают друг на друга. Будто кто-то камешки в воду бросает. Кто? Он сам. И еще сотни таких, как он. Невидимое озеро покрыто рябью, как от сильного ветра. Игорь чувствовал — его сил хватит, чтобы устроить настоящую бурю. От других волны шли мелкие, так, ерунда. Он — самая большая рыба в этом озере. Если не считать той теплой волны, что подходит все ближе и ближе.
Бортников вскинул голову и прислушался. Все тихо — соседи убрались с площадки, отчаявшись наладить щиток. Электричество так и не дали. Звонок не работал, но Игорь знал: перед дверью кто-то стоит. Тот, от которого идет большая и теплая волна. Стоит на пороге и ждет. И Бортников внезапно понял — кто.
Он вскочил с дивана и опрометью бросился в коридор. Задержался у зеркала, пригладил взъерошенные волосы рукой и распахнул дверь.
На ней был воздушный желтенький сарафан — тот самый, что они купили вместе в начале лета на одной из распродаж. Худые загорелые руки скрещены на груди, подбородок вздернут, темные, почти черные глаза смотрят с вызовом. Длинные каштановые волосы рассыпались по плечам и, кажется, потрескивают от теплой волны, что исходит от этой худенькой девчонки, напоминающей рассерженного птенца. Светка.
— Свет, — сказал Игорь. — Прости. Я…
И все понял. Почувствовал. И отошел в сторону.
Левыкина прошла в коридор, подождала, пока он закроет дверь, и резко обернулась.
— Свет, — тихо сказал он. — Это правда, да?
Она кивнула. Игорь чувствовал, как от нее исходит волна света и тепла. И встречается с волной холода и мрака, идущей от него.
— Ты все знала, — прошептал Бортников. — С самого начала, да?
— Да.
— Почему ты не сказала?! — возмутился Игорь. — Как ты могла!
И понял — как. Он был нежен и предупредителен. Искренне огорчился бы и плакал по ночам в подушку. И все же сдал бы ее врачам. Из добрых побуждений.
— А Седов? — спросил Игорь.
— Он не в себе. Ему снится война между светом и тьмой. Он всегда был таким, еще тогда, три года назад.
— Подожди, — пробормотал он. — Но как же… Ты же… Еще до того, да?
— Да.
— Ты специально! — ужаснулся Игорь. — Ты специально познакомилась со мной и всегда была рядом, чтобы исправлять то, что я делаю?…
Она снова кивнула, и Бортников заметил блеск в ее глазах. Слезинки уже родились, еще мгновение — и они скатятся по смуглым щечкам, как дождинки по кленовому листу. Она не злилась — просто сдерживала слезы.
— Светка, — прошептал Игорь, вытягивая руки. — Светка…
Она шагнула вперед, прижалась к его груди, обняла крепко, изо всех сил. Он не видел ее лица, но чувствовал — плачет. Ему не нужны были слова, чтобы это понять. Быть может, когда-то она встречалась с ним специально. Но теперь… Теперь она была с ним. И только с ним. Об этом Игорю рассказала ее волна — теплая, ласковая, нежная, что робко постучалась в его темное нутро. И он ее впустил.
Волны переплелись и, не в силах смешаться, закрутили бесконечный хоровод из темного и белого.
— Как китайский значок, — прошептал Игорь. — Белая капля и черная…
Они подходили друг другу идеально, как два кусочка паззла. Их волны объединились с тихим щелчком, сложив единое целое. Гармоничный круг, отделяющий их от прочего мира, от других волн на этом невозможном и невидимом озере.
— Светка, — прошептал Игорь, касаясь губами каштановых волос.
Она еще крепче сжала руки и всхлипнула. Чувствовала то же, что и он. Не нужно было слов — ни сейчас, ни потом.
— И что же дальше? — спросил Игорь. — Что будем делать?
— Нам нужно идти, — прошептала Светлана, — к другим. Надо представить тебя. Чтобы все знали.
— Куда?
— Я отведу тебя. Пожалуйста, не спрашивай сейчас ни о чем. Пойдем. Просто пойдем.
— Конечно, — отозвался Игорь. — Я сейчас.
Он отстранился и, не выпуская Светлану из объятий, нашарил ногами ботинки. Обулся.
Они вышли на площадку вместе, не размыкая рук. Они не хотели этого делать, оба. И не могли. Обнявшись, они стали спускаться по ступенькам вместе. Как единое целое.
4
Он почувствовал это сразу, едва они вышли на крыльцо, — странную волну, что катилась к подъезду быстро и мощно, словно цунами. Он никак не мог разобрать, добрая она или злая. В ней столько было намешано, что Игорь растерялся.
А Светка поняла сразу.
Она вскрикнула, толкнула его в сторону, и пуля, что предназначалась Игорю, ударила ее в грудь. На желтом сарафане расплескался алый цветок. Светка покачнулась, с удивлением глянула на платье и повалилась навзничь, прямо на грязный бетон крыльца.
Он упал на колени, но их руки расстались, как расстаются возлюбленные — медленно, с неохотой. Тогда Игорь закричал. И мир вокруг замер.
Казалось, время остановилось. Он видел все и сразу: и Седова у соседнего подъезда, что целился в него из пистолета, и стайку ребятишек во дворе, у старой карусели, и алое пятно на желтом сарафане. И ее удивленно распахнутые глаза, в которых отражался весь мир.
Игорь хотел, чтобы все стало по-другому. Чтобы Светка улыбнулась и кровавое пятно исчезло с ее груди. Но его волна — тугая и черная, напоминавшая грозовую тучу — лишь грозно урчала над угасающим сиянием, исходящим от девушки. Он — разрушитель. Он не может ничего создать. Только уничтожить.
У него был миг, всего лишь миг, растянутый до века. Игорь чувствовал, как палец Седова шевельнулся на спусковом крючке пистолета. Славик. Безумец, брызжущий светом и тьмой, как продырявленный пакет с водой. Его темная точка давно превратилась в черное покрывало, а все светлое, что было в нем, сжалось в едва заметную кляксу. Он ведь сам говорил: и черное в белом, и белое в черном. Так и вышло. Вышло?
