— Как вы себя чувствуете, сержант Маккинли? — Спросил военный.
Себ скосил глаза в его сторону. Как ему хотелось проснуться и оказаться в другом месте.
— Хреново. — Ответил Себ, не знакомый с уставом и субординацией.
— Хреново было бы, если бы тебя сейчас везли в пластиковом мешке, как многих твоих товарищей, а ты счастливчик. Попал в плен, и там выжил. Попал в мясорубку и снова живой. Радуйся.
— Я рад. — Прохрипел Себ. Ему хотелось откашляться, но он опасался это делать.
— Вот и замечательно. У меня есть несколько вопросов к тебе, которые откладывать никак нельзя. Все же, ты пока единственный, кто был в плену у противника, и тебе может быть что-то известно из того, что я у тебя спрошу.
— Я этого не помню.
Военный непонимающе посмотрел на Себа, а потом и на медсестру.
— Возможно, сильная контузия. — Ответила она. — Мы с ним еще не общались, поэтому и диагноз никакой не ставили.
— Гадство! — Ругнулся военный. — Что ты помнишь последнее?
Себ стал лихорадочно соображать, с какого момента ему лучше начать врать. Вдруг он начнет спрашивать имена его боевых товарищей, о которых он не имел никакого понятия?
— Как мать с отцом провожали меня, собаку свою помню. — Себ замолчал, делая вид, что пытается разворошить воспоминания. — Всё. Потом я открыл глаза и увидел эту рыженькую.
Военный нервно и резко встал. Табурет проскрипел ножками по полу и упал.
— Делайте, что хотите, но только чтобы он все вспомнил. — Военный направил в медсестру палец, как пистолет.
— Но мы же полевой госпиталь, мы не для этого. Здесь нужна совсем другая реабилитация.
Военный зло посмотрел на Джоан и вышел, громко хлопнув дверью. Медсестра посмотрела на Себа.
— Вы, военные, такие узколобые. Сами войну придумали, сами в ней еще и в секретики играете, а все кругом виноваты. В туалет хочешь?
Себ только сейчас понял, что в туалет ему придется ходить, не вставая с кровати, и если бы не повязка на лице, то Джоан увидела бы, как залило краской лицо юноши.
— Нет. — Резко сказал Себ, хотя позывы уже были.
— Как захочешь, у тебя микрофон в спинке, скажи громко, я приду, утку поставлю.
— Угу. — Тихо сказал Себ, желая потерять сознание, и сходить в туалет, не выходя из него.
Джоан вышла, оставив после себя легкий шлейф парфюма. Себ, хрипло выругался, и закашлялся. Боль прошла по всему телу. От сломанных ребер, к каждой ране, оставленной на теле осколками.
Невероятный поворот событий, что невольно можно позавидовать погибшим товарищам, чьи упокоенные души, безмятежно взирали с небес на бренный мир, не знающий покоя.
За Джулией приехали в ту же ночь. Девушка не могла уснуть, переживая в душе событие произошедшее с ней и с отцом. Зачем она только напросилась ехать с отцом в город? Сидела бы себе как мышь, на ферме, и не интересовала бы никого.
Во втором часу ночи забрехал пес, а вскоре послышался топот и ржание коней. Джулия сразу поняла, что это по ее душу. Девушка вскочила с кровати и скинув сорочку, оделась в обычную одежду, готовая ускользнуть из дома.
В дверь настойчиво постучали. Джулия вошла в спальню родителей. Отец уже разжигал керосиновую лампу.
— Отец, это за мной. — Сказала она сухо.
— Да подожди пугаться, и нас пугать, с матерью. Может, заблудились люди.
— Может, но я на всякий случай вылезу в окно, пока ты с ними будешь разговаривать. Если что, я возьму Крепыша, и сбегу на нем.
— Ладно.
— Дочка, не делай глупостей, угробишь себе всю молодость, а то и жизнь. Обойдется все.
— Не обойдется, мам. Я знаю кто эти люди, и на что они способны.
— Но ведь, дуче Рамирес, на нашей стороне. Он поможет.
— Для них дуче, как для нас пес у крыльца, чтоб дом сторожить.
Джулия подошла к окну и постаралась бесшумно открыть раму. С крыльца доносился разговор.
— Хуан Крус? — Строго спросил незнакомый голос.
— Да, это я. — Ответил отец Джулии.
— Нам нужна ваша дочь Джулия.
— Зачем это, посреди ночи.
— Она находится в розыске, по подозрению в соучастии в антиправительственном заговоре.
— Ерунда какая. Какие тут заговоры-то, в нашем мире. Уехала она с вечера. Куда, не сказала. Она у нас уже взрослая и в свои дела не посвящает.
— Пустите в дом, мы проведем обыск. — Бескомпромиссно сказал незнакомец.
Джулия выпрыгнула в окно. Под ногами хрустнули кусты роз. Джулия замерла. Ей показалось, что во тьме она увидела движение, и неяркий зеленоватый отблеск. Девушка сделала шаг, другой. Её неожиданно обхватили сзади. Девушка закричала и попыталась вырваться.
— Она здесь! — Громко крикнул голос над ее ухом.
Из дома выскочили люди. Они осветили ее электрическими фонариками.
— Она? — Спросил кто-то.
— Она. — Подтвердил знакомый голос.
Из дома выскочила, Лупита, мать Джулии.
— Отпустите ее, зачем она вам, моя девочка ничего не делала и ничего не знает. Это все ее муж. Это он связался с кем попало, а моя Джулия просто была с ним. Он даже не муж ей…
— Прекрати, Лупита! — Оборвал истерику жены Хуан. — Куда вы хотите ее забрать? Я могу поехать с вами?
— Нет! Но если ваша дочь не виновата, её отпустят, после допроса. Если она виновна, то понесет наказание, как и положено всем преступникам.
Лупиту перестали держать ноги. Она упала на землю. Младшая сестра Джулии, выбежала из дома на шум, и бросилась к матери.
— Мамочка, вставай, мамочка! — Ревя, девочка пыталась поднять на ноги мать.
Джулию наполнила ярость, вылившаяся в кристальное спокойствие и ясность ума.
— Отец, успокой мать. Все будет хорошо, не устраивайте истерик и не переживайте за меня. Рано или поздно все успокоится, и я вернусь. Я ничего не совершала предосудительного, за что меня можно было бы осудить надолго.
— Вы хоть скажите, можно нам будет проведывать дочь:? — Спросил отец, и в его голосе звучала последняя надежда.
— Если осудят, то наказание она будет отбывать в другом мире. А у нас запрет на перемещение между мирами. Так что, увидите, когда закончится срок, если доживете. — Незнакомец хохотнул. — По коням!
Джулии одели наручники, помогли забраться на лошадь и группа людей, одетых в черное, исчезла в ночи. Лупита беспомощно рыдала, лежа на земле. Младшая дочь трясла ее за плечо, прося успокоиться, но сама рыдала не меньше матери. Хуан злобно скрежетал зубами и смотрел вслед людям, забравшим у них Джулию.
Орлик чертыхнулся. Он снова не успел. У него появилось ощущение, что он растерял всю сноровку и теперь никак не может выйти вперед обстоятельств. Раньше он умел просчитывать результат и быть на шаг впереди врага. Теперь же он только созерцал, как идет по следам случившихся событий, на которые он никак не может повлиять.
