Стоило брату войти, как она схватила его за волосы, и он пискнул:
— Ладно, отпусти, ладно! Я думал, тебе понравится!
— Понравится? — Энжи основательно его встряхнула. — Понравится?! Ах ты, мелкий злобный тролль, меня из-за тебя едва из оркестра не выгнали! Что ты еще мне приготовил? Что еще мне должно понравиться?
— Ничего, клянусь, ничего! — Но, несмотря на то, что она его трясла, захихикал. — О'кей, я собирался сделать тебя такой красивой, что даже мама не узнает, но решил — не надо. Слишком хлопотно.
Энжи снова потянулась, чтобы цапнуть его за волосы, но Марвин увернулся.
— Поэтому я подумал: а может, и правда, попробую устроить так, чтобы Джейк-как-его-там в тебя втюрился. Для этого есть разные заклинания и штучки…
— Не смей! — вскинулась Энжи, а после повторила спокойно и размеренно: — Не смей.
Марвин еще раз хихикнул.
— Так и думал, что ты на это не клюнешь. Но было бы смешно.
Тут он вдруг посерьезнел, уставившись на сестру одним глазом — просто воплощение взрослости, пусть даже из носа у него текло.
— Это, правда, было весело, Энжи. Я никогда так не хохотал.
— Ну да, конечно, — мрачно отозвалась сестра. — Но отныне меня, пожалуйста, в свои игры не впутывай, иначе третьего класса тебе не видать.
И тяжелым шагом отправилась на кухню в поисках яблочного сока.
Марвин потянулся следом, нервно болтая про школу, игры в мяч, взросление котенка-Миледи и возможный любовный роман в аквариуме.
— Извини, что так вышло с оркестром. Я больше не буду. Просто подумал: классно было бы, если бы ты хоть разок сыграла замечательно. Ты ведь музыку любишь.
Энжи не рискнула открыть рот. Она протянула руку к бутылке сока, когда крышка сама собой отскочила и щелкнула ее по носу. Когда девочка отпрянула, стакан поехал по стойке. Она схватила его, пока он не врезался в холодильник, потом повернулась и заорала на брата:
— Черт побери, Гуталакс, прекрати немедленно! Ты кого-нибудь покалечишь своей дурацкой магией! У тебя приколы на все случаи жизни!
— Ты опять сказала плохое слово! — закричал в ответ Марвин. — Я маме пожалуюсь.
Но не двинулся к двери из кухни, и мгновение спустя из-под повязки сползла маленькая грязная слеза.
— Я не во всех случаях магию использую! Только для скучных дел. Ну, мусор выбросить, ковер пропылесосить и одежду в шкаф убрать. И коробку Миледи, когда моя очередь.
Энжи рассматривала брата, как всегда, изумляясь его способности выглядеть ошеломительно невинным.
— А зачем это делать, когда наполнитель для ее туалета меняю я?… Ну да ладно… Держись от меня подальше, у меня завтра контрольная по французскому.
Налив себе соку, она убрала бутылку, цапнула печенье с изюмом и направилась к себе. Однако на пороге кухни помедлила, сама не зная почему, если не считать того, что Марвин уже собрался идти за ней, но застыл.
— Что? Нос подотри, ужасно выглядит… В чем дело?
— Ни в чем, — промямлил Марвин и вытер нос рукавом, что нисколько не исправило ситуацию. — Просто мне страшно, Энжи. Страшно делать такое…
— Как страшно? Минуту назад ты веселился.
— Конечно, веселился! — Он придвинулся ближе, но странно помешкав: не ведьма, и не пират, и не ангел, а просто встревоженный, испуганный мальчишка. — Только иногда веселья слишком уж много. Иногда прямо посреди волшебства я думаю, что, наверное, надо остановиться, но не могу. Как тогда, когда я остался совсем один… и просто дурака валял… и я сотворил кое-что интересное, нет, очень интересное, но получилось что-то странное, а потом я никак не мог его исправить или заставить исчезнуть… и испугался, что папа с мамой вернутся…
Мрачно взвешивая в уме прошлые оценки по французскому, Энжи потянулась за вторым печеньем.
— Я тебе говорила: беду накличешь своими выходками! Остановись, пока не поздно, пока не сотворил такого, чего не сможешь исправить. Хочешь совет? Я только что тебе его дала. Пока.
Марвин потерянно плелся за сестрой до двери в ее комнату. Когда Энжи уже собралась уединиться, он пробормотал:
— Ну почему я не взрослый… как ты. Тогда бы я знал, что делать.
— Ха!
Энжи захлопнула дверь.
После чего, забыв про французские неправильные глаголы, села писать письмо Джейку Петракису.
Ни тогда, ни потом Энжи не могла объяснить кому-либо или самой себе, почему его написала. Потому что он хлопнул ее по плечу и сказал, что она — или хотя бы ее музыка — классная? Потому что в тот же день она видела, как он обнимался с Бэ-э-э-шли-Эшли в темному углу за библиотечными полками? Потому что Марвин безжалостно ее дразнил? Или потому, что ей уже исполнилось двенадцать лет и пора было написать кому-то такое письмо? Какова бы ни была причина, Энжи его написала, сложила листок и убрала в ящик стола.
А потом вынула и положила в рюкзак. Там письмо оставалось почти три месяца, пока заканчивалась четверть, начались экзамены и шел чемпионат по футболу, и однажды в роковой вечер пятницы Энжи отправилась гулять с Мелиссой: они рассматривали витрины в центре Ависены и беспечно заходили в каждую кофейню на Парнелл-стрит. Тогда она рассказала подруге о письме, и у Мелиссы тут же случился приступ хихиканья, который превратился в икоту, и чтобы утихомирить ее, потребовался еще капучино. Когда подруга наконец смогла связно говорить, то сообщила:
— Надо его отправить. Обязательно надо его отправить.
Поначалу Энжи возмутилась.
— Ни в коем случае! Я для себя его написала, а не для учителя, и уж точно не для Джейка Петракиса. Я что, по-твоему, идиотка?
Но Мелисса улыбнулась, насмешливо блеснув зелеными глазами.
— Такая идиотка, у которой это письмо сей момент в рюкзаке, и готова поспорить, оно в конверте с маркой.
— Нет там никакой марки! А конверт… просто чтобы не помялось! Мне нравится иметь его при себе, вот и все.
— А адрес?
— Просто попрактиковаться! Но я его не подписала, и обратного адреса там нет. Съела?
— Ага. — Мелисса кивнула. — Определенно съела.
— Перестань, — предостерегающе сказала Энжи.
И Мелисса перестала. Но был вечер пятницы, и обеим позволили гулять допоздна, а в Ависене много кофеен. Множество чашек капучино и эспрессо привели их в состояние веселой эйфории, когда все на свете кажется бесконечно смешным. Мелисса не могла наговориться о письме Энжи…
— Да брось, ну что такого может случиться? Парень прочтет и догадается, кто его написал? Самое худшее, если ты станешь старой-престарой и будешь жалеть: почему не рассказала Джейку Петракису о своих чувствах? А он уже женат, уже дедушка и, наверное, даже умер.
