— Петр Николаевич? Это Всеволод. Мы с вами вчера в «Макдональдсе» встречались. Вы сказали, что я могу утром подойти, поговорить по поводу работы.
— Всеволод? — на миг призадумался собеседник. — Да-да. Помню. Конечно, помню. Вы на проходной?
— Да.
— Сейчас кого-нибудь за вами пришлю, — сказал он и отключился.
В этот момент я глянул вниз. Овчарка пристально за мной наблюдала. Положил трубку на рычажки и отстранился подальше. Через пять минут за мной вышел парень лет двадцати. Он провел на территорию, где я даже ничего разглядеть не успел. Сразу за проходной здание, мы нырнули в торцевой вход. Узкий коридор, коричневый линолеум, маленький и светлый кабинет с дешевыми, но удобными стульями. Кроме этого там находился стол с письменными принадлежностями и факс. Пахло пылью. Минимализм обстановки говорил о том, что помещение используется как переговорная.
— Подожди минуту, — бросил парень и скрылся в коридоре.
Я плюхнулся на стул. Поерзал, устраиваясь удобнее. Из коридора донеслись гулкие шаги. Вскоре в комнату вошел вчерашний знакомый. Сегодня на нем та же одежда: черные джинсы и майка безрукавка. Он улыбался, а его лысина блестела, как купола церквей в солнечный день.
— Здравствуй, Всеволод. — Протянул руку.
Я привстал, ответил на рукопожатие.
— Значит, вокруг да около ходить не буду, — Петр Николаевич присел за противоположный конец стола. — То, что сейчас расскажу, может показаться фантастикой, но… — развел руками. — Это правда. — Сцепил их в замок. — Предприятие мы государственное… да, вы не ослышались, именно государственное, остались такие. И занимаемся кое-какими медицинскими экспериментами. Чуть ли не фантастическими для рядового обывателя. — Он внимательно, не отрываясь, смотрел мне в глаза. — И нам требуются доноры.
— Э-э нет! — я активно замахал руками перед собой. — Такого точно не надо. Как-нибудь и курьером поработаю!
И тут вспомнил, что из курьеров-то как раз и уволился. Стало тоскливо и грустно, будто кусок души вырвали.
— Всеволод, предлагаю вначале выслушать. Это не такого вида донорство, о котором вы знаете. Почки, печень и прочие органы никто не будет у вас трогать!
— Все равно, — поднялся я. — Донорство, в любом виде меня не интересует.
— Это донорство другого рода. И оплачивается… — хитро улыбнулся он. — Больше чем вы себе представить можете. Предлагаю выслушать, а потом решите, надо вам или нет? Присаживайтесь.
Я аккуратно присел на стул, будто он мог развалиться от резкого движения. Сложил руки на груди, на лицо выползла скептическая ухмылка. Вряд ли бы остался, но тихий, писклявый голосок внутри, убедил, что надо послушать насчет оплаты.
— Почти пять лет назад я в первый раз удачно пересадил головной мозг. Из тела в тело, — зачем-то пояснил он, видимо на моем лице выразилось недоумение. — Обычно это происходит таким образом. Есть богатый старый человек. Ему хочется продлить свою жизнь, и он обращается к нам. — Вижу, не понимаешь, — по глазам угадал собеседник. — Человек смертен. Однако жить все хотят подольше. Геронтология еще не может дать однозначных ответов из-за чего происходит старение. Тем более не может остановить. Так?
Неуверенно кивнул. Про геронтологию слышал впервые, но сделал вид, что понял.
— При этом некоторые органы рассчитаны на гораздо больший объем работы, нежели человек успевает израсходовать. В частности, сердце без проблем может стучать около ста восьмидесяти лет. Печень может очищать организм около ста пятидесяти лет. Я понятно объясняю?
Петр Николаевич внимательно на меня смотрел. Пальцы сцеплены, руки напряжены. Уголки губ опущены, брови слегка сдвинуты. В голубых с зеленоватым отливом глазах настороженность.
— Понятно, — кивнул я, начиная догадываться, чего от меня хотят.
— Мозг имеет огромный запас прочности, который человек попросту не расходует. Он рассчитан лет на двести, а то и больше, — сказал Петр Николаевич и замолчал, давая время ощутить всю мощь этой цифры. — Естественно, это зависит и от тех условий, в которые помещен орган. Поясняю, — остановил мой вопрос. — Если человек дымит как паровоз, то сердце и семидесяти лет не протянет, не говоря о ста восьмидесяти. Про печень думаю говорить не надо. И так понятно. А вот с мозгом тяжелее.
Я сидел немного придавленный свалившимся на меня потоком информации. Словно потолок рухнул на плечи. Хоть и понимал, о чем рассказывают, но мозг отказывался воспринимать. Походило на развод. Не может такая серьезная операционная находиться в промзоне! Не может в приемной этой организации отсутствовать даже компьютер и вонять пылью.
— Плуг, который используют — блестит, который не используют — ржавеет? — попытался угадать я.
— Именно! — улыбнулся Петр Николаевич. — Богатые люди, добившиеся всего своим умом, не испытывают с ним никаких проблем. С остальным телом хуже. Экология, продукты… Сам понимаешь.
— И вы, получается, пересаживаете мозг от старика в молодое тело?
— Именно.
— Даете бессмертие?
Петр Николаевич усмехнулся и опустил взгляд.
— Про бессмертие, конечно, громко сказано. Я ведь только что рассказывал, что мозг тоже стареет. Просто у тех, кто им действительно пользуется, это происходит медленно.
— И вы мне предлагаете…
— … стать донором тела, — закончил Петр Николаевич.
— А какой толк тогда от денег, если в мое тело пересадят чужой мозг?
— А твой пересадят в тело старика с огромным состоянием. Все просто. Вы поменяетесь местами. В прямом смысле. Ты станешь им, а он тобой.
— Чушь какая-то! — я рывком поднялся с места. — Знаменитые московские разводы? Но не до такой же степени?! Ведь это бред сивой кобылы в лунную ночь под барабанную дробь! Мозг пересаживать!!!
— Почему-то мы уже сто лет читаем «Собачье сердце», где пересадили мозжечок, «Голову профессора Доуэля», где вообще головы отдельно живут, и никого не смущает невозможность подобных операций. Но как только говоришь человеку, что мозг можно пересадить, так он заявляет «это невозможно!», — удрученно вздохнул Петр Николаевич. — Были и такие, кто вовсе мне пытался доказывать, что пересадка мозжечка больше походит на правду, а вот пересадка мозга это невозможно.
Про «Голову профессора Доуэля» я никогда и не слышал. А вот «Собачье сердце» смотрел.
— «Собачье сердце» это фантастика, а вы…
— До начала двадцатого века человек мечтал летать. Теперь он это умеет. Мы живем в мире, где мечты сбываются. И если вчера пересадка мозжечка, при которой собака чудесным образом превращалась в человека, была просто фантастикой, то сегодня я уже способен совершить пересадку мозга от человека к человеку. Я могу поменять их телами.
— Почему я никогда не слышал о людях, поменявшихся телами? — посмотрел ему в глаза.
Не знаю, что держало, вероятно интерес, но уйти не мог. Последним вопросом собирался выбить табуретку из-под ног этого «доктора», чтоб он сильно и больно шмякнулся носом о свое вранье.
— А ты и не мог о них слышать, — на лице ни капли испуга или задумчивости, одна невозмутимость.
— Даже так! — уголки губ поползли в стороны. Я присел вновь на стул и приготовился слушать. Как говорила одна известная девочка: «Все страньше и страньше».
— Организация государственная и подобную операцию могут сделать лишь те, кому дадут на то разрешение. А я единственный человек, кто такие операции проводит. Собственно, я единственный у кого ее можно сделать.
— Единственный в России или в мире?
— Не знаю. Каждая страна скрывает свои разработки. Лишь изредка что-то просачивается. Например, недавно стало известно, что американцы смогли создать вирус.
В недоумении посмотрел на собеседника. Он телевизор не смотрит?! Много фильмов, где опасный вирус вырывается из лаборатории и убивает почти все население планеты. Не похоже, будто у них эта лаборатория по созданию вирусов настолько секретна. Опять лапшу на уши вешает.
— К тому же ты должен был наблюдать, как молодые люди проявляют чудеса мышления и вмиг богатеют. Таких полно и не только в России, кстати. Может, слышал, как богатые старики начинают чудить?
Я не ответил на вопрос. Полминуты сидел и смотрел собеседнику в глаза. Пытался найти в них хоть частичку лукавства, лжи. Без толку. Они оставались чистыми и ясными, как два горных озера.
— И многие отказываются от такого лестного предложения? — как мне показалось, удачно съязвил я.
— Многие, — кивнул Петр Николаевич. — Принуждать тебя никто не будет. Нет смысла. Всегда найдется тот, кому захочется иметь все и сразу. Бывало, конечно, и такое, что человек сразу говорил «нет», а через несколько дней приходил и говорил, что хочет. Бывало и наоборот. Перед началом операции ты в любой момент можешь отказаться.
