– Зачем, скажите на милость, понадобилось брать ее с собой? – кипятился Дануорти.
Финч протянул мне старый журнал.
– Спасибо, я не хочу читать. Посижу и послушаю с вами за компанию.
– Это чтобы подложить на кресло. Сажа, знаете ли, плохо выводится с обивки.
Я привстал, потом уселся обратно на расстеленный Финчем журнал.
– Неужели нельзя было подождать с опрометчивыми поступками до освящения? – продолжал мистер Дануорти.
Я откинулся в кресле и закрыл глаза. Приятно слушать, когда распекают не тебя и распекает не леди Шрапнелл, хотя и непонятно, что такого натворила «катастрофа». Тем более когда мистер Дануорти воскликнул:
– Это не оправдание! Следовало просто вытащить конку из воды и оставить на берегу. В сеть-то зачем с собой тащить?
Угон конки представлялся еще менее вероятным, чем цапанье блошки, при том что ни та ни другая в спасении из воды не очень-то нуждаются. Особенно блошка. А конка? В девятнадцатом веке она, положим, была, но запряженный лошадьми вагон уж точно нельзя принести с собой в сеть, даже если он туда и поместится.
В книгах и визиках подслушиваемые всегда честно разъясняют, о чем идет речь, чтобы подслушивающий не терялся в догадках. «Разумеется, как вы уже поняли, я имею в виду конку, на которой ехал переодетый Шерлок Холмс, из-за сильного тумана сошедшую с рельсов и рухнувшую с моста, а угонять ее понадобилось вот почему…» Далее идет подробное разъяснение причин кражи на радость скрючившегося у замочной скважины. Иногда на форзаце приводится план здания или карта – для пущего удобства.
В реальной жизни о подслушивающем никто не заботится. Вместо разъяснений «катастрофа» только запутала меня еще больше фразой: «Потому что бейн вернулся, чтобы удостовериться…»
– Бессердечный изверг! – провозгласила она, имея в виду то ли вернувшегося бейна, то ли мистера Дануорти. – А она потом прокралась бы в дом, и он бы повторил все снова. Он не должен был меня видеть, иначе понял бы, что я не тамошняя, а спрятаться, кроме как в сеть, было негде. В беседке он меня заметил бы. Я не думала…
– Вот именно, мисс Киндл, – подхватил Дануорти. – Вы не утруждали себя раздумьями.
– Что вы теперь будете делать? – спросила «катастрофа». – Отошлете ее назад? Концы в воду, да?
– Я ничего не собираюсь делать, пока не просчитаю все вероятности.
– Это жестоко!
– Таксистов я люблю не меньше вашего. Но слишком велика цена ошибки. Мне нужно просчитать все последствия, прежде чем действовать. Хотя для вас такой подход внове, я понимаю.
Таксистов? За что их любить? Мне они всегда казались слишком болтливыми, особенно те, что во времена блица считали, будто лозунг «Болтун – находка для шпиона» не про них. Сколько я от них наслушался про погребенных заживо под развалинами или разорванных на части – «а головой пробило витрину в магазине через улицу. Галантерейном. Ехал пассажиром, вот как вы сейчас».
– А меня вы отпустите обратно? – поинтересовалась «катастрофа». – Я отпросилась порисовать на пленэре. Если не вернусь, тоже, чего доброго, запишут в утонувшие.
– Не знаю. Пока не решу, сидите у себя в корпусе.
– Можно забрать ее с собой?
– Нет.
Наступила обиженная тишина, затем дверь отворилась, и передо мной предстало самое прекрасное создание на свете.
Финч говорил про девятнадцатый век, поэтому я представлял себе турнюры и кринолины, а увидел мокрое до нитки зеленоватое платье в пол, облепившее точеную фигуру. Медно-каштановые волосы струились по плечам и спине, словно речные водоросли. Передо мной стояла живая нимфа с уотерхаусовских полотен, вышедшая, как призрак, из темных вод.
Встав с кресла, я таращился на нее с разинутым ртом, словно недотепа-новичок, и даже шлем снял, жалея, что не послушал сестру и не умылся.
Девушка выжала длинный рукав на ковер. Финч тут же расстелил перед ней очередной журнал.
– А, Нед, вы уже здесь. Хорошо! – сказал появившийся следом мистер Дануорти. – Вас-то мне и нужно.
Нимфа посмотрела на меня темными зелено-карими глазами цвета лесного пруда. Глаза сощурились.
– Вы что, этого хотите отправить?
– Я никого никуда не отправляю. Пока все не обдумаю. А вы ступайте, переоденьтесь в сухое, пока не простудились.
Придерживая одной рукой мокрую насквозь юбку, она пошла к выходу, но у двери обернулась и отверзла сахарные уста. Сейчас последует прощальное благословение – возможно, обращенные ко мне слова любви и нежности.
– Только не кормите ее. Она и так полдома съела, – изрекла нимфа и уплыла восвояси.
Я завороженно уставился ей вслед. Мистер Дануорти тронул меня за плечо.
– Значит, Финч вас отыскал. – Он провел меня в обход письменного стола в кабинет. – Я боялся, что вы будете в 1940 году на каком-нибудь церковном базаре, по которым вас гоняла леди Шрапнелл.
За окном виднелся двор, который, оставляя за собой изящную дорожку из капель, пересекала прелестная… Как они назывались? Дриада? Нет, дриады жили на деревьях. Сирена?
Мистер Дануорти подошел к окну.
– Все из-за леди Шрапнелл. Только посмотрите, во что она за полгода превратила одну из моих ценнейших сотрудниц! Да и вы тоже во что превратились… Не женщина, а фугасная бомба!
Сирена растворилась в туманной дали. Хотя нет, сирена тоже неправильно. Сирены живут на утесах и топят корабли. Ближе все-таки к дриадам. Дельфида? Нет, эти предсказывают беды и напасти.
– …не надо было ее посылать, – продолжал мистер Дануорти. – Я пытался ее переубедить, но какой там. Знай твердит свое «заглянуть под каждый камень». И вот пожалуйста – Киндл в викторианских временах, а вы скупаете подушечки для булавок и чайные полотенца.
– И студень.
– Студень? – Дануорти посмотрел вопросительно.
– Для больных. Только вряд ли они его едят. Я бы не стал. Наверное, приносят на следующий базар, так он и кочует по ним из года в год. Вместе с зубодробительным печеньем.
– В общем, – Дануорти нахмурился, – кое-кто наворотил камней, создав серьезную проблему, поэтому вы мне и понадобились. Вы садитесь, садитесь. – Он показал на кожаное кресло.
Рядом немедленно материализовался Финч с журналом.
– Сажа очень плохо оттирается с кожи.
– И шлем снимайте, – продолжил Дануорти. – Боже, ну у вас и вид. Где это вы так?
– На футбольном поле.
– Чувствуется, задали вам жару.
– Я нашел его у пешеходной калитки рядом с мертоновским стадионом, – объяснил Финч.
– Я думал, он в лечебнице.
– Выбрался через окно.
– Вот как. Но где же он так извозился? – недоумевал Дануорти.
– Я искал епископский пенек, – вклинился я.
– На мертоновском стадионе?
– На развалинах собора, перед тем как попасть в лечебницу, – растолковал Финч.