Маршалиссимусы снова выкрикивают команду. Обезьяны в сапогах, отвечающие за запас гениев в каждой армии, резко щелкают бичами и дергают за сворки.
Крупный план: Эйнштейны пробуют сопротивляться.
- Нет, нет... не могу. Говорю же, не могу.
- Предатель!
- Где твой патриотизм?
- Грязный коммунист!
- Вонючий буржуа! Фашист!
- Красный империалист!
- Капиталист-монополист!
- Получай же!
- Получай!
Избитых, исполосованных плетьми, полузадушенных Эйнштейнов подтаскивают наконец к неким подобиям караульных будок. Внутри будок - приборные панели с циферблатами, кнопками и тумблерами.
Рассказчик
Но это ж ясно.
Это знает каждый школьник.
Цель обезьяной выбрана, лишь средства - человеком.
Кормилец Papio и бабуинский содержанец,
Несется к нам на все готовый разум.
Он здесь, воняя философией, тиранам славословит;
Здесь Пруссии клеврет, с общедоступной "Историей"
Гегеля под мышкой;
Здесь, с медициной вместе, готов ввести гормоны половые
от Обезьяньего Царя.
Он здесь, с риторикою вместе: слагает вирши он,
она их следом пишет,
Здесь, с математикою вместе, готов направить все свои ракеты
На дом сиротский, что за океаном;
Он здесь - уже нацелился, и фимиам курит благочестиво,
И ждет, что Богородица скомандует: "Огонь!"
Духовой оркестр уступает место самому заунывному из "Вурлитцеров", вместо "Земли надежды и славы" звучит "Христово воинство". В сопровождении его высокопреподобия настоятеля и капитула величественно шествует его преосвященство бабуин-епископ Бронкса, держа посох в унизанной перстнями лапе; он собирается благословить обоих фельдмаршалиссимусов на их патриотические начинания.
Рассказчик
Церковь и государство,
Алчность и коварство
Два бабуина в одной верховной горилле.
Оmnes {*}
Аминь, аминь.
Епископ
In nominem Babuini {**}.
{* Все (лат.).
** Во имя Бабуина (лат.).}
На звуковой дорожке звучит лишь vox humana {Человеческий голос (лат.).} и ангельские голоса певчих.
"Крест (dim) святой (рр) нас в битву (ff) за собой ведет".
Огромные лапы ставят Эйнштейнов на ноги; крупным планом камера показывает, как эти лапы сжимают кисти ученых. Пальцы, которые писали уравнения и исполняли музыку Иоганна Себастьяна Баха, направляемые обезьянами, хватаются за рукояти рубильников и с ужасом и отвращением опускают их вниз. Слышен негромкий щелчок, затем надолго наступает тишина, которую в конце концов прерывает голос Рассказчика.
Рассказчик
Даже реактивным снарядам, летящим со сверхзвуковой скоростью, требуется определенное время, чтобы достичь цели. Давайте-ка поэтому перекусим, ребята, в ожидании Судного дня!
Обезьяны открывают ранцы, швыряют Эйнштейнам по куску хлеба, несколько морковок и кусочков сахара, а сами наваливаются на ром и копченую колбасу.
Наплыв: палуба шхуны, ученые экспедиции тоже завтракают.
Рассказчик
Это - некоторые из переживших Судный день. Что за милые люди! И цивилизация, которую они представляют, тоже милая. Конечно, ничего особенно захватывающего и эффектного. Ни Парфенонов или Сикстинских капелл, ни Ньютонов, Моцартов и Шекспиров, но зато ни Эццелино, ни Наполеонов, Гитлеров и Джеев Гулдов, ни инквизиции и НКВД, ни чисток, ни погромов, ни судов Линча. Ни высот, ни бездн, но зато вдоволь молока для детей, сравнительно высокий интеллектуальный коэффициент и все прочее - спокойно, провинциально, весьма уютно, разумно и гуманно.
Один из стоящих на палубе подносит к глазам бинокль и всматривается в берег, до которого всего мили две. Внезапно у него вырывается радостное и удивленное восклицание.
- Взгляните-ка! - Он передает бинокль одному из спутников. - Там, на гребне холма.
Тот смотрит.
Крупный план: низкие холмы. На верхушке одного из них на фоне неба вырисовываются три нефтяные вышки, словно оборудование модернизированной Голгофы повышенной производительности.
- Нефть! - возбужденно восклицает второй наблюдатель. - И вышки еще стоят.
- Еще стоят?
Общее изумление.
- Это означает, - говорит старый геолог профессор Крейги, - что взрывов здесь практически не было.
- Взрывы совершенно не обязательны, - объясняет его коллега с кафедры ядерной физики. - Радиоактивное заражение действует не хуже и на гораздо больших площадях.
- Вы, похоже, забыли о бактериях и вирусах, - вступает в разговор биолог профессор Грэмпиен. Он говорит тоном человека, который почувствовал себя ущемленным.
Его молодая жена - она всего-навсего антрополог и не может поэтому внести в спор свою лепту - ограничивается тем, что бросает на физика злобный взгляд.
Ботаник мисс Этель Хук, которой твидовый костюм придает весьма спортивный, а очки в роговой оправе - весьма интеллигентный вид, напоминает, что тут почти наверняка и в больших масштабах имело место заражение растений. За подтверждением она оборачивается к своему коллеге доктору Пулу; тот одобрительно кивает.
- Болезни продовольственных культур, - наставительно сообщает он, должны быть рассчитаны на длительный эффект, едва ли менее серьезный, нежели эффект, производимый расщепляемыми веществами или искусственными пандемиями. Возьмем, к примеру, картофель...
- Ну, стоит ли заниматься всякой мудреной галиматьей? - грубовато выпаливает механик экспедиции доктор Кадворт. - Перережьте водоснабжение, и через неделю все будет кончено. Без водички - кверху лапками птички, - в восторге от своей шутки оглушительно хохочет он.
Тем временем психолог доктор Шнеглок сидит и слушает с улыбкой, едва маскирующей презрение.
- А к чему заниматься водоснабжением? - осведомляется он. - Нужно лишь пригрозить соседу оружием массового уничтожения. Остальное предоставьте панике. Вспомните-ка, что, к примеру, сделала психологическая подготовка с Нью-Йорком. Коротковолновые трансляции из-за океана, заголовки в вечерних газетах. В результате восемь миллионов жителей тут же принялись затаптывать друг друга насмерть на мостах и в туннелях. Выжившие рассеялись за городом словно саранча, словно полчища чумных крыс. Они заражали воду. Распространяли брюшной тиф, дифтерит, венерические болезни. Кусали, рвали, грабили, убивали, насиловали. Питались дохлыми собаками и трупами детей. По ним без предупреждения открывали огонь фермеры, их избивала дубинками полиция, обстреливала из пулеметов национальная гвардия, их вешали комитеты самообороны. То же самое происходило в Чикаго, Детройте, Филадельфии, Вашингтоне, Лондоне, Париже, Бомбее, Шанхае, Токио, Москве, Киеве и Сталинграде - в каждой столице, в каждом промышленном центре, в каждом порту, на каждом железнодорожном узле, во всем мире. Цивилизация была разрушена без единого выстрела. Никак не могу понять: почему военные считают, что без бомб не обойтись?
