Щелчок. Вздох. Щелчок:
— Все в порядке.
— Впредь Пол будет осторожнее.
— Надеюсь.
Пол и в самом деле стал осмотрительнее, но дорога была омерзительной, и еще нескольких камнепадов избежать не удалось. Правда, на этот раз обошлось без последствий. Десять минут и шестьдесят футов спустя Пол добрался до вершины, нашел надежное местечко для страховки и позвал нас. Гэри, все еще раздраженный, — он терпеть не мог, когда на него рушились камни из-под чьих-то ног, — пошел следующим. Я велел Канакаридесу идти за ним, футах в тридцати ниже. Я полез последним, пытаясь держаться поближе, чтобы видеть и увертываться от летящих булыжников, если таковые посыплются, когда мы достигнем каменной кромки.
К тому времени, когда мы все начали подниматься по северо-восточному ребру, видимость уменьшилась до нулевой, температура упала градусов на пятьдесят, снег стал еще гуще и глубже; было слышно, как лавины несутся по восточному склону К2. Мы по-прежнему оставались в связке.
— Добро пожаловать на К2! — крикнул Гэри, занявший первое место. Его парка, капюшон, солнечные очки и голый подбородок превратились в устрашающую, покрытую сосульками массу.
— Спасибо, — щелкнул-прошипел Канакаридес, как мне показалось, довольно-таки церемонно. — Оказаться здесь — огромное удовольствие.
Лагерь Номер Три Под сераком на вершине хребта у начала бритвенно-острого траверса 23 000 футов над уровнем моря
Застряли здесь на три дня и ночи, ожидая приближения четвертой. Бессильно скорчились в палатках, поедая питательные брикеты и готовя суп, который ничем нельзя заменить, тратя нагревательные заряды в плитках, чтобы растопить снег, с каждым часом слабея и все больше злясь из-за недостатка кислорода и отсутствия физических нагрузок. Ветер выл, и шторм бушевал трое суток, даже четверо, если считать наш подъем из Лагеря Номер Два. Вчера Гэри и Пол, идущий впереди, на невероятно крутом гребне пытались проложить дорогу в бурю, через отвесный траверс, решив протянуть стационарную веревку, даже если потом придется взбираться на вершину с мотком бечевы, застрявшим в наших карманах.
У них ничего не вышло. Бедняги повернули назад, проведя три часа на воющем ветру, едва не обморозившись, покрывшись ледяной коростой. Пол трясся в ознобе часа четыре, хотя регулятор термскинов был поставлен на верхнюю отметку. Если мы не пересечем этот траверс как можно скорее, буря там или не буря, нам вообще не придется беспокоиться о том, какие припасы и снаряжение оставить для восхождения, поскольку никакого восхождения не будет.
До сих пор непонятно, как два дня назад нам удалось подняться из Лагеря Номер Два на эту узкую полоску выветрившегося гребня ребра. Наш жук, очевидно, был на грани изнеможения. Техника явно его подводила, несмотря на лишние ноги и непомерную силу, и мы решили последние несколько часов подъема идти в связке, на тот случай, если Канакаридес вдруг отстанет. Вряд ли стоит нажимать красную кнопку сигнализации наладонника, только чтобы сообщить прибывшим ооновским парням, что Канакаридес нырнул головой вниз, прямо на ледник Годуин-Остен, пролетев до этого пять тысяч футов.
«Мистер Спикер Инопланетян, мы вроде как потеряли вашего малыша. Но, может, вы сумеете соскрести его со льда и клонировать». Нет, нам это совсем не улыбалось.
Как оказалось, нам пришлось работать после темноты, с включенными головными прожекторами, пристегнутыми к нашим креплениям веревками, и ввинченными в склон специальными ледовыми крючьями, только для того, чтобы нас не снесло в черный провал. Орудуя ледорубами, мы высекли плиту как раз такого размера, чтобы уместилась палатка, вернее, скопление соединенных вместе маленьких палаток, угнездившихся в десяти футах от вертикального обрыва, в сорока — от места схода лавин и спрятанных прямо под нависающим сераком величиной с трехэтажное здание, сераком, который в любой момент мог рухнуть и похоронить палатку вместе с нами. В обычных обстоятельствах мы бы и десяти минут тут не задержались, не говоря уже о трех сутках под бушующим ураганом. Но особого выбора у нас не оставалось: либо кинжально-острое ребро, либо лавинный склон.
Вопреки всем моим чаяниям, у нас наконец нашлось время для беседы. Наши палатки были соединены в форме тонкого креста с крохотной центральной площадкой, не более двух футов в поперечнике, едва-едва достаточной для того, чтобы, ложась спать, втиснуться в наши маленькие гондолы. Площадка, которую мы вырубили под карнизом, была не так велика или плоска, чтобы вместить нас всех, и меня вытеснили на тот сегмент палатки, который располагался более отвесно, так что голова оказалась выше ног. Хорошо, что не наоборот. Наклон был не столь велик, чтобы это мешало мне задремать, но все же настолько крут, что я то и дело просыпался, нащупывая ледоруб, чтобы остановить скольжение. Однако мой ледоруб находился за палаткой, вместе с остальными, воткнутый во все утолщавшийся слой снега и прикрепленный сотней футов основной веревки из паучьего шелка, обмотанной вокруг него, потом вокруг палатки и снова вокруг него. Мы также использовали двенадцать ледовых крючьев, чтобы надежнее приторочить себя к крохотному ледяному шельфу.
Конечно, черта лысого это нам поможет, если серак решит обломиться, или произойдет сдвиг снега, или ветры просто вознамерятся сдуть с горы всю кучу веревок, ледорубов, крючьев, палаток, людей и жука.
Мы, конечно, много спали. Пол захватил с собой е-бук ридер, загруженный дюжиной или около того романов и десятками журналов, так что время от времени мы передавали его из рук в руки. Даже Канакаридес не пропускал своей очереди почитать, и в первый день мы почти не говорили из-за невозможности перекричать вой ветра и шум валившегося на палатки снега. Но, в конце концов, нам даже спать надоело, поэтому мало-помалу мы стали обмениваться репликами. В тот первый день мы, в основном, обсуждали подъем и технические детали, перебирали подробности маршрута, приводили доводы «за» и «против» попытки восхождения, как только пройдем этот траверс и поднимемся выше снежного купола к подножию вершинной башни. Гэри отстаивал необходимость подъема по Финишной Прямой, причем, любой ценой, Пол выступал за осторожность, Канакаридес молча внимал. Однако к началу третьего дня мы стали задавать жуку личные вопросы…
— Значит, вы, парни, прилетели с Альдебарана, — заметил как-то Пол. — И сколько же времени у вас на это ушло?
— Пятьсот лет, — ответил жук. Для того, чтобы втиснуться в свою секцию палатки, ему пришлось сложить каждую конечность, по крайней мере, вдвое.
Гэри присвистнул. Он никогда не уделял особого внимания материалам прессы, касающимся богомолов.
