Адамс захлопнул рапорт и откинулся в кресле. Он лениво, по буквам, прочитал свое имя, написанное на двери офиса, читая задом наперед, медленно и с преувеличенной осторожностью. Как будто он никогда не видел своего имени. Как будто он не знал его. А потом прочитал строчки, расположенные ниже:
ИНСПЕКТОР БЮРО ВНЕЗЕМНЫХ ОТНОШЕНИЙ КОСМИЧЕСКИЙ СЕКТОР 16.
И еще строчку ниже:
ОТДЕЛ ГАЛАКТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ (ЮСТИЦИЯ)
Свет раннего утра проник через окно и упал на его голову, ярко осветил подстриженные серебряные усы и начинающие белеть волосы на висках.
Пятеро человек погибли…
Он хотел выкинуть это из головы. Было много другой работы. Эта штучка Саттон, например. Сообщения об этом придут эдак через час. Но фотография… фотография от Торна, которую он не мог забыть.
Разбитая машина, раздавленные тела и большая дымящаяся воронка, выбитая в дерне. Серебристая река молчаливо текла, молчание чувствовалось даже на фотографии, а вдали, в розоватом небе, вздымалось паучье переплетение Андрелона.
Адамс тихонько улыбнулся про себя.
«Альдебаран XII, — подумал он, — должно быть, чудесный мир». Он никогда не был там и никогда не будет… Потому что планет слишком много, слишком, и человек даже не может мечтать увидеть их все.
Вероятно, когда-нибудь телепорты и будут работать на расстоянии многих световых лет, вместо ничтожных нескольких миль. Может, человек сумеет просто шагнуть к избранной им планете, на день или на час, чтобы сказать, что он там был!
Но Адамсу не нужно было быть там. У него там были глаза и уши, как и на любой другой планете в его секторе.
Там был Торн, а Торн — способный человек. Он не будет отдыхать до тех пор, пока не выжмет последнюю унцию информации из разбитых обломков и тел.
«Хотел бы я забыть это, — сказал себе Адамс, — это, конечно, важно, но не сверхважно».
Загудел зуммер, и Адамс щелкнул тумблером на столе.
— В чем дело?
Голос андроида ответил:
— Это мистер Торн, сэр, по ментофону из Андрелона.
— Спасибо, Алиса, — ответил Адамс.
Он отпер ящик, вынул оттуда фуражку, надел ее на голову и придавил твердыми спокойными пальцами. В мозгу его замерцали мысли, несвязные, случайные. Слабые и отдаленные. Мысли-призраки, дрейфующие во Вселенной: необъяснимый во времени и пространстве мусор от умов созданий, о которых нельзя было даже догадаться…
Адамс вздрогнул.
«Я никогда к этому не привыкну, — сказал он себе. — Я всегда буду вздрагивать, как ребенок, который знает, что он заслужил наказание».
Призрачные мысли крутились в его мозгу. Адамс закрыл глаза и откинулся на спинку кресла.
— Хелло, Торн, — подумал он.
Мысли Торна через пространство более пятидесяти световых лет пришли слабенькими и расстроенными.
— Это вы, Адамс? Принимается, тут, снаружи, довольно слабо.
— Да. Это я, что там у тебя?
Высокая монотонная мысль появилась и проскользнула у него в мозгу:
«…Болтая, трещотка… ущипни рыбку… кислород дорого стоит…»
Адамс выгнал мысль из мозга и восстановил свою сосредоточенность.
— Начни сначала, Торн. Появился призрак и стер тебя.
Сейчас мысль Торна оказалась громче и более отчетлива.
— Я хотел спросить вас об одном имени, вроде я его слышал раньше, но не уверен.
— Что это за имя?
Торн сейчас передавал мысли с промежутками, отправляя их медленно и с усилием, чтобы они пробились через бесконечность.
— Имя — Ашер Саттон.
Адамс резко выпрямился в кресле.
Челюсть его отвисла.
— Что? — проревел он.
«Иди на запад, — сказал голос в его мозгу. — Иди на запад, а потом прямо вверх».
Пробилась мысль Торна:
— …Это имя, которое было на книге.
— Давай по новой, — взмолился Адамс, — сначала и подлиннее. Нас снова разъединили. Я не слышал ничего из того, что ты думал.
Мысли Торна шли медленно. Каждое слово казалось веским.
— Это было так: вы помните ту развалину здесь, у нас? Пятеро убитых…
— Да, да, конечно помню.
— Ну так вот, мы нашли на одном из трупов книгу или то, что раньше было книгой. Она была обуглена, опалена насквозь излучением. Роботы сделали с ней, что могли — немного, конечно. Словечко там, словечко тут. Ничего, из чего можно было извлечь какой-то смысл.
Мысленный фон замурлыкал и заурчал. Бродячие обрывки мыслей, в которых не было ни человеческого смысла, ни значения, даже если бы их услышали целиком.
«Начни сначала, — подумал Адамс в отчаянии. — Начни сначала».
— Вы знаете об этих обломках. Пятеро…
— Да, да, я это принял. До того места, что с книгой. А где вступает в дело Саттон?
— Это было почти все, что роботы смогли выявить, — сказал ему Торн. — Всего три слова: «Произведение Ашера Саттона». Словно он был автором. Будто книга написана им. Это было на одной из первых страниц. Может быть, на титульном листе. Такая-то книга, произведение Ашера Саттона.
Наступило молчание. Даже голоса призраков на минуту утихли. А потом появилась какая-то плачущая лепечущая мысль. Мысль-ребенок, недоразвитая и хнычущая. И мысль эта была без контекста, непереводимая, почти бессмысленная. Но страшная и расшатывающая нервы своим неземным значением.
Адамс почувствовал, как вдоль позвоночника проскользнул внезапный холодок страха. Он схватился обеими руками за подлокотники кресла и так держался, пока чей-то грязный отросший ноготь копошился в его мозгу. Неожиданно мысль исчезла, пятьдесят световых лет посвистывали в редком безмолвии.
Адамс расслабился и почувствовал, как из-под мышек у него течет пот и тонкой струей сбегает по ребрам.
— Ты здесь, Торн? — спросил он.
— Да. Я тоже кое-что уловил из этой, последней.
— Довольно скверно, не так ли?
— Я хуже этого не слышал никогда, — ответил ему Торн.
Наступило секундное молчание. Потом опять возникла мысль Торна.
— Может, я просто теряю время, но мне показалось, что я помню это имя.
— Помнишь, — подумал в ответ Адамс. — Саттон ушел к 61 Лебедя.
— Ах, так это он?
— Он вернулся сегодня утром.
— Тогда это не мог быть он. Кто-нибудь с таким же именем — может быть.
— Должен был быть он, — подумал Адамс.
— Больше докладывать нечего, — протелепатировал ему Торн, — это имя просто беспокоило меня.
— Ухватись за него, — подумал Адамс. — Дай мне знать, если что подвернется.
— Сделаю, — пообещал Торн. — До свидания.
— Спасибо, что вызвал.
Адамс снял фуражку. Он открыл глаза и почти испытал шок при виде комнаты, обычной и земной, с солнечным светом, струящимся через окно. Он расслабился в кресле, думая, вспоминая.
