— Что за переполох в приличном доме? — Эстелла положила ему в тарелку изрядный кусок:
— Чего не сделаешь ради Лоцмана! Даже встанешь спозаранку и зажаришь дичь.
— Спасибо. Потрясающе. — Он принялся уплетать зайца за обе щеки, хотя по сравнению с тем, что подавал на стол охранитель мира, мясо оказалось жестковато.
Рафаэль не поленился подняться с места и налить ему вина, Лусия то и дело подкладывала Лоцману кусочки повкуснее — все трое стремились загладить вчерашнюю размолвку. Он был тронут. В сущности, он сам провинился перед актерами — сорвал съемку, а виноватыми себя чувствуют они.
— Эст, как по-твоему, зачем красивой женщине скрывать лицо под маской? — выдержав приличную паузу, заговорил Лоцман.
Льдистые глаза Ингмара блеснули, однако он промолчал и как ни в чем не бывало продолжал жевать. Эстелла отнеслась к вопросу серьезно: руки с ножом и вилкой опустились, брови сдвинулись — она усердно ловила разлитые в воздухе сведения. Лоцман и сам полночи ловил, что мог, процеживая информационное поле, но ему хотелось услышать мнение актрисы.
— По обычаю, — Эстелла перевела дух. — В некоторых странах женщине положено прятать лицо от чужих, и ее видят только домашние.
— Или, к примеру, лицо обезображено, — подсказала Лусия.
Все посмотрели на девушку, и от смущения у нее закраснелись мочки ушей.
— А если она носит полумаску? — продолжал Лоцман.
— Значит, обезображена середина лица. А что?
— Ничего, так просто…
Охранитель мира способен творить жареное мясо, канистры с бензином и целительное вино, но в силах ли он исправить лицо Хозяйки? Лоцман невольно провел пальцами по извилистому шраму на щеке. Вчера перед сном он попытался стереть след старой раны — и с досадой обнаружил, что собственное тело не подчиняется приказаниям. Оно находится выше уровня, на котором Лоцман может творить и изменять свой мир. А Хозяйка — она и есть Хозяйка, а не простая актриса; и большой вопрос, распространяется ли на нее власть охранителя мира.
— А может, у нее прыщ на носу, — продолжала Эстелла, размышляя.
— Или веснушки высыпали, — подхватила Лусия. — И бородавки.
— Светлоликая, оборони! — Эстелла в деланном ужасе всплеснула руками. — Не поминай лихо — заведется.
— Не буду, не буду… Я вчера прочла одну книжку. — Разговорившись, Лусия позабыла обычную стеснительность. — Называется «Последний дарханец»…
Лоцман выронил вилку.
— Как ты сказала? — Голос сел от внезапного волнения, пальцы задрожали, охранитель мира прижал ладони к столу. — Как называется?
— «Последний дарханец», — ответил за Лусию Рафаэль. — Я тоже прочел — здорово. Главное, я понял: вот настоящая книга, а всё наше — барахло для слабоумных.
Дворцовая библиотека и впрямь вызывала недоумение и обиду: на трех стеллажах теснились убогие книжонки с обрывочным, невнятным и путаным текстом. Несколько детских книг заметно выигрывали — истории про Красную Шапочку, Робин Гуда и капитана Гранта были изложены полно и хорошим языком — однако для целого мира этого, конечно, мало. А уж так называемый Большой Толковый словарь попросту вызывал смех: четыре томика с мизинец толщиной, статей в них кот наплакал, а объяснения таковы, что нет смысла читать. Проще сосредоточиться и выловить желаемые сведения из окружающего информационного поля.
— Одно плохо — повесть без конца, — добавил виконт.
— Погодите. — Лоцман вскочил из-за стола. — Где книга?
— У меня в спальне. — Лусия вгляделась. — Тебе нехорошо? Ты весь побелел.
— Я возьму ее — можно? — Он рванулся к двери.
— Возьми! — крикнула актриса вдогонку, когда Лоцман уже бежал по коридору.
«Последний дарханец»! Магические слова потрясли его, оглушили, взяли в плен. Книга, о существовании которой он пять минут назад даже не подозревал, неодолимо влекла к себе, и Лоцман откликнулся на зов, ринулся к ней со всех ног. Едва заставил себя сдержаться и не высадить дверь плечом, а повернул рукоять и вошел в комнату, как положено культурному человеку.
В спальне Лусии было опрятно, уютно и пахло благовониями; интуиция подсказала, что Рафаэля эти стены еще не видали. Это спальня юной целомудренной девушки, и Лоцману стало неловко от того, что ворвался сюда и нарушил покой не знающей мужчин девичьей комнаты. Он углядел на подоконнике томик в сером переплете, схватил его и выскользнул вон.
За дверью Лоцмана встретил Ингмар; глаза актера блестели, как осколки голубого льда.
— Что это ты всполошился?
— А ты что? — Прижимая «Последнего дарханца» к животу, Лоцман отступил, как будто северянину могло прийти на ум кинуться на охранителя мира в попытке отнять сокровище.
— Покажи-ка.
— Не здесь. Пошли, отыщем укромный закуток. — Они зашагали по широкому коридору, разделяющему дворец на две части — меньшую жилую и большую необитаемую. Коридор украшали классические скульптуры, морские пейзажи в резных рамах и бронзовые светильники — совершенно никчемные, поскольку их никогда не зажигали. Во всех внутренних, без окон, помещениях дворца светился самый воздух, к ночи угасающий одновременно с солнцем.
— С какой стати охранитель мира гоняется за дурной книжицей, точно веслоклюв — за пиявками? — заговорил Ингмар.
— Это же «Последний дарханец». — Лоцман поймал себя на том, что машинально гладит теплый на ощупь переплет, будто любимую кошку.
Актер поглядел на книгу довольно мрачно.
— Что тебе в ней?
— Сам не знаю. Она как живая — зовет, просит… Пощупай.
Северянин потрогал корешок.
— Меня не зовет. Давай сюда. — Он свернул в боковой коридор, который вел в никуда: в центральной части дворца тянулись анфилады одинаковых комнат с голыми унылыми стенами. Под потолком, будто слоистый дым, плавал сероватый свет, ненадежный пол скользил и проседал под ногами, а вездесущее замковое эхо здесь глухо молчало. Место, о котором Богиня не думает и не заботится, не живет.
Ингмар миновал пару холодных серых комнат, остановился.
— Хоть можно без опаски словом перемолвиться — эхо не пойдет гулять по закоулкам. Я вот что хотел сказать: не к добру все эти новшества. — Его обветренное лицо стало совсем хмурым.
— Какие новшества? — Охранитель мира прижал к груди «Дарханца», согреваясь исходящим от книги теплом.
— Во-первых, туннель в другой мир. — Северянин загнул палец на левой руке. — Где это видано, чтобы в горе возникал проход? Затем, — он загнул второй палец, — к тебе является Хозяйка… — Ингмар запнулся, удивленно уставился на Лоцмана: вчера актер чуть не погиб, пытаясь произнести воспрещенное имя, а сейчас оно свободно слетело с языка.
