Он усмехнулся.
— Если вы действуете по собственной инициативе и действительно из добрых побуждений, давайте возьмем мой флаер. Он здесь, на стоянке у вокзала. Я не успел его продать перед отлетом.
— Отлично. Идем.
Флаер у него был не то, чтобы очень дорогой, но относительно новый, удобный и хорошо отлаженный. И даже заряд аккумуляторов был почти на максимуме. Самое то, чтобы без остановок слетать туда и обратно.
— Только мне нужно еще в магазин зайти. Это одна минута.
Садмаи наблюдал за мной. Как профессиональному куратору, ему мой феномен наверняка казался необычным. Хорошо, что он улетает отсюда. Ведь он улетит, не этим рейсом, так следующим.
— Вы умеете управлять флаером?
— Кто бы еще дал порулить, — вырвался необдуманный ответ.
— Я подарю вам эту машину, если окажется, что не зря потратил на вас час своего времени.
Осторожней с обещаниями, сказала я про себя. Ведь поймаю же на слове. А с другой стороны — подарит, и хорошо. Не придется ничего угонять. Да нет. Придется. Не то получится, что пен-рит по недомыслию влезла в машину и разбилась, бедолага, виной чему глупость и недосмотр куратора. А вот если угнать, да долго летать, да чтобы все видели, что это именно угон…
Хочешь из собственной смерти сделать шоу, шепнул внутренний голос, ну-ну. Стало противно. Словно и вправду заигралась в игрушку, которой не стоит играть.
Поселок появился на горизонте, когда закончилась двадцатая минута полета.
— Нам нужен крайний коттедж от леса.
— Вижу.
Флаер элегантно замер у самого крыльца.
Я с трудом выбралась наружу, костыли щелкнули о камень. Садмаи остался сидеть в кабине.
— Ну что же вы. Пошли в дом.
— Вы же можете просто позвать девочку сюда.
— Не могу. Поверьте на слово. Вы меня боитесь? Или кого-то, кто может находиться за дверью? Так я первая войду. Решайтесь, время идет.
Он все-таки вышел. Не знаю, виной тому нечаянно проснувшаяся надежда, или просто любопытство, но он вышел, плотно прикрыл дверцу, и, ежась, поднялся ко мне на крыльцо. Снова начинался дождь.
Я отворила, вошла. В прихожей полумрак, а вот в гостиной яркий свет, и силуэтом в дверном проеме — Ючи. Ну вот, девочка. Еще один этап твоих приключений закончился благополучно. Что же как ноги-то подгибаются? Включить свет… На лице девочки все написано крупными буквами. Сначала — ожидание и надежда. Потом что-то похожее на обиду. А потом — ура.
Из-за спины слышу какой-то сдавленный звук. Потом мимо проносится маленький ураган. Но для меня актуальней добраться до дивана или до кресла. Или сесть прямо на пол? Вот здесь, у стены, удобненький половичок. Красненький. Думала ли я, когда на прошлой неделе его постилала, что он мне в ближайшее время может очень даже пригодиться? Не пригодится. Момент упущен. Из гостиной появился Игорь. Стой, Сашка, прямо. Не вздумай рожи корчить! Он смотрит. Идем. Ты же прекрасно сегодня по городу бегала, просто со спринтерской скоростью. Так что тебе мешает так же ловко — по собственному дому?
Не хочу слушать, но слышу, как всхлипывает Ючи, и как Садмаи шепчет ей что-то ласковое и бестолковое, слышу, как он целует вдруг чудом вернувшуюся дочь, как быстро и немного жалобно повторяет ее имя. Игорь, ну не будь врагом, отвернись хоть на минуту. Я доползу до половичка. Ладно, до дивана, до кресла, куда угодно подальше от этой идиллии. Ну не смотри на меня как на откопавшийся труп. Ну, просто, не смотри. Дай мне уйти куда-нибудь.
Мне надо покурить. Прямо сейчас. Давай, Сашка, чтоб не унижаться и не просить, совершим подвиг и доберемся до кухни. Ну, пошла! Кому сказано?
Видно, выражение лица у меня сделалось такое, что Игорь без слов уступил дорогу. Уже закуривая, услышала, как Ючи звонко сказала:
— Пап, познакомься, это Игорь. Мы с ним по лесу бежали. Он меня спас!
Голос Игоря чего-то неразборчиво ответил.
Только умоляю, не суйтесь на кухню. Это моя кухня, здесь я курю. Здесь вам не место, вашей суете и радости. Здесь мой покой и одиночество. Здесь, да за окном, где осень с ее пронзительным музыкальным ансамблем — дождь, дождь, дождь, и в качестве сольной партии капли по подоконнику.
Голоса приблизились, но замерли где-то у границы света и тени. Моей тени, их света в гостиной.
— …конечно, не мое дело, но это может плохо кончиться. Вы должны понимать, коллега, что дольше тянуть нельзя.
— Садмаи, вы что, не слышали, что вам рассказала Ючи? Мы не коллеги.
— Я полагал, что эта девушка ваша подопечная, потом вы и решили спрятаться здесь.
— Чтобы не было недоговоренностей. Я не куратор и никогда не был куратором.
— Вы хотите сказать, что пен-рит…
— Саша — не пен-рит!
Спасибо, Игорь, спасибо, добрая душа, но я и сама могу за себя ответить. Сейчас докурю, встану, и отвечу.
— Да что вы говорите! У меня верный глаз. Да она и сама подтвердила…
— А многие из ваших прежних подопечных смогли бы это сделать?
— Папа, ты что, Саша хорошая! Она не такая, как твои зомби!
И тебе, маленькая, спасибо, только хватит уже меня защищать! Дайте хоть раз послушать живого куратора, когда он не на работе.
— …совсем не медицинский смысл. Неужели вы не заметили, насколько она другая!
Нет, все. Надо это прекращать. Придурки, я все слышу!
Космос, неужели я так устала, что даже пошевелиться могу с трудом? Даже пепел скинуть. Я же сейчас кричать начну, если не прекратите.
— Кто-то посмел запустить программу на… — голос скорей утвердительный. Это Садмаи? Как он сразу притух. Может, все на этом? Нет. Не все. — Кажется, я должен извиниться.
Только сунься, костылем огрею…
— Не думаю, что она сейчас кого-нибудь будет слушать. Пойдем в комнату, поговорим… Ючи, ты куда?
Легкие шаги известили, куда. Ну, чего тебе, маленькая?
— Они какие-то глупые, правда? Ой, а у тебя сигарета догорела совсем… А ты… а вы чего… вам плохо, да? Вы не умирайте, пожалуйста!
Да что ты, смешной зверь заяц. Разве я умираю? Да мне и не больно совсем. Я просто очень устала.
— Я просто устала.
Она подошла совсем близко, погладила меня по руке, и попросила:
— Вы так тихо говорите. Я ничего не поняла.
— Ючи, я просто устала.
— Я папу позову!
Лучше позови Игоря, дуреха. Хоть попрощаюсь. Они вломились в кухню оба, втащили с собой шум и страх, включили свет. Ну, зачем? Я не хочу.
Когда пришла в себя, оказалось, лежу в кровати. И в комнате я не одна. Рядом шуршание какое-то, шаги. Попыталась привстать, оглядеться. В комнате все трое. За окном сумрак, день заканчивается.
Мое шевеление не осталось незамеченным.
Игорь присел рядышком, закашлялся.
Вот два совершенно больных покойника. Обоим прописан постельный режим. Я хоть соблюдаю.
