Ощущение стройных плеч оставалось в руках Саямы, когда Синдзё заговорил:
— Это меня удивило. Я совсем не ожидал, что ты ни с того ни с сего меня обнимешь.
— Выглядело так, словно ветер причиняет тебе боль.
— Н-но… Я парень.
Саяма на это наклонил голову. Он удивился, почему Сецу вдруг об этом заговорил.
— Разве есть связь между тем, что ты парень и тем, что тебе могло быть больно?
— Н-нет, я полагаю…
— Мы соседи по комнате. Нет ничего плохого в подобных действиях. Если ты желаешь этого, и я желаю этого, в таком случае, я выполню это твое желание. Вот и все, что нужно сделать. Таков этикет семьи Саяма, в который я верю.
Он тряхнул правой рукой, чтобы расправить рукав рубашки, и затем протянул ее Синдзё:
— Если тебе больно, и я захочу тебя защитить — я встану на твою защиту. Если ты не желаешь одиночества, и я захочу общаться с тобой — я поговорю с тобой. Если ты решишь нести свои заботы самостоятельно, и я забочусь о тебе — я оставлю тебя в одиночестве. Если ты не желаешь быть здесь, и я желаю тебе только лучшего — я возненавижу тебя.
И…
— Если ты пожелаешь стать ближе к кому-то, и я это замечу — я поддержу тебя. Как это звучит?— спросил Саяма. — Я не потребую ничего от тебя. Я потребую только с себя. Чтобы заложить основу этого этикета, я должен внушать доверие. Фамилия "Саяма" предписывает роль злодея. Поэтому, если ты не выступишь против меня, я попросту вознагражу тебя этим. …А ежели выступишь, то я не стану ничего возвращать.
Синдзё глянул на протянутую руку Саямы. Затем он слегка поднял свою правую руку, чтобы протянуть ее Саяме.
— …
Но он остановился.
Саяма поднял глаза и увидел лицо с опущенными бровями над застывшей рукой Синдзё.
С этим неловким выражением лица, Синдзё наклонил голову и задал вопрос:
— Не слишком ли ты формален, Саяма-кун?
— Я дарую тебе мой этикет и доверие. Думаешь, я похож на того, кто бросает слова на ветер?
Синдзё на несколько секунд на него уставился.
Затем открыл рот, желая что-то сказать, но остановился. И следом…
— Нет.
Он потряс рукой, и плечи Синдзё расслабились. С по-прежнему опущенными бровями, он горько улыбнулся.
Вслед за этим, Синдзё протянул правую руку Саяме и пожал его руку.
Рука Синдзё была мягкой. Саяма бережно держал эти пальцы, кивнул и вздохнул с облегчением перед тем как заговорить.
— Тогда позволь сказать мне это официально: приятно познакомится, Синдзё-кун.
Глава 15: Непрерывный шум ветра
Во дворе заброшенной школы, окруженной лесом, стояла Брюнхильд, сжимая обеими руками метлу.
Она находилась лицом к спортзалу в тени, отбрасываемой луной. На этот раз кота у ее ног не было.
— Как он там справляется, рассказывая Преподобному Хагену и Фафнеру о том, что случилось сегодня? — пробормотала она.
Единственным ответом было дуновение ветра.
Ветер задул с востока. Его движение в воздухе наполняла мягкость, но в то же время в нем ощущалась некая мощь.
Сопротивляясь сильному восточному ветру, Брюнхильд придержала волосы.
— Ветер не так и…
Ее голос затих, до того как она успела сказать «плох». В лесу вокруг нее послышался шелест.
Этот шелест был не от листьев, задевающих друг друга. Когда ветер мягко толкнул деревья, они изогнулись и весь лес закачался. Этот ветер обладал особой силой, несравнимой с быстрым порывом.
Брюнхильд услышала в лесу пронзительные крики птиц.
Когда она оглянулась, стая птиц вырвалась из залитого лунным светом леса.
— Никакой ветер, созданный духами земли и ветра 1-го Гира, не погнал бы прочь птиц.
По-прежнему клоня деревья, восточный ветер громко зашумел. Он звучал подобно прибою. Крики пробудившихся птиц и животных наполнили ветер пронзительным диссонансом.
Это выглядело так, словно весь лес шагал с востока на запад. Брюнхильд, стоявшей на школьном дворе, окруженном лесом, показалось, что волны шумели вокруг нее.
Однако эти волны не приближались ни на шаг.
Звук постепенно утих, как отступившая волна. Ветер, скрип леса, крики птиц и животных постепенно исчезли.
— …
Брюнхильд вздохнула, услышав последний птичий щебет.
Она вдруг осознала, что крепко сжимает рукоятку своей метлы.
Я что, испугалась? — спросила она насмешливо саму себя.
В это же время она почувствовала у себя за спиной движение в воздухе.
Она обернулась, подумав, что это черный кот, но ее взор заполнило нечто гораздо большее.
Из спортзала возникла громадная белая форма. То был Фафнир Возрожденный.
Механический дракон частично оставил Концептуальное Пространство, обволакивающее спортзал. Все, что находилось внутри Концептуального Пространства, не просматривалось снаружи. Это означало, что Фафниру Возрожденному нужно было лишь немного выдвинуть морду из здания, чтобы увидеть окружающий мир.
Его громадная продолговатая изящная морда уже высунулась наружу.
Он, должно быть, сделал из Концептуального Пространства всего шаг. Область от его морды до основания шеи и до передней правой ноги, казалось, вынырнула из ниоткуда. Металлические когти впились землю школьного двора и издавали особые скрежещущие звуки. Следом его передняя левая нога, его тело, его спина и задняя правая нога, задняя левая нога, и, наконец, его хвост выбрались из спортзала.
Движения дракона полнились силой и уверенностью. Тяжелый металлический лязг заставлял землю содрогаться.
Пока Брюнхильд за ним наблюдала, вся фигура дракона вышла на лунный свет.
Этот могучий белый с зеленым дракон был более тридцати метров в длину, и выше семи метров в плечах. Кроме красного свечения основных приборов видения на морде, ничто в нем не выдавало его существование во внешнем мире.
Все его тело бледно сияло в лунном свете.
Фафнир Возрожденный повернул морду к Брюнхильд.
Он сделал всего три шага из спортзала и остановился ровно за три метра от девушки. Он мягко опустил тело, породив ветер, овевающий школьный двор.
Наблюдая за тем, как ветер поднимает сухие листья с земли и подбрасывает их в воздух, Брюнхильд задала дракону вопрос:
— Вы уже давненько не выходили наружу, Преподобный Хаген?
Фафнир Возрожденный ответил на вопрос голосом и тоном Хагена:
— У нас в последнее время было немало собраний… И Концептуальное Пространство исчезает через пару часов после моего ухода, потому мне все сложнее и сложнее подгадать время. Я вышел сейчас только для того, чтобы тебя проводить.
Брюнхильд порадовала улыбка в его голосе, когда он произнес последнюю фразу.
