Эдик сидел за компьютером, он обернулся, коротко поздоровался, спросил:
— Ты был на похоронах?
— Был, — сказал Фил и почему-то добавил: — Но на кладбище не поехал. Не смог.
— Надо было нам тоже… — вздохнул Корзун, — а то не по-человечески как-то.
— Пойдем, когда будет девять дней, и пусть Гущин со всеми своими академиками думает что угодно, — Вера появилась в дверях кухни, глаза у нее были заплаканными, она была сегодня не накрашена и выглядела лет на десять старше своего возраста. — Фил, мы ждали тебя, чтобы начать.
Только теперь он обратил внимание — на столе стояла бутылка «Столичной», несколько тарелок с бутербродами и салатом, шесть стопочек — одна перед тем стулом, где обычно сидела Лиза: ошую от Кронина.
Филипп сел рядом с пустым Лизиным стулом.
— Помянем Елизавету Олеговну, — тихо произнес Кронин, когда Эдик разлил водку по стопкам. — Она была замечательным человеком и самой молодой среди нас.
Он говорил еще что-то, но звуки для Фила неожиданно исчезли, будто энергия акустических колебаний перешла в одну из своих нематериальных форм, породив зрительное ощущение присутствия в комнате кого-то постороннего. Темная тень проскользнула от кухонной двери к окну, темная и в то же время не поглощавшая света. Призрак звука.
«Кого я хотел обвинить? — подумал Фил. — Кронина, потерявшего сына и жену? Веру, для которой Лиза была младшей и опекаемой подругой? Эдика или Мишу? Невозможно!»
«Хватит, — подумал он. — Нужно отбросить эмоции. Я ничего не достигну, если к каждому буду относиться по-прежнему и искать оправдания. Только логика. Здесь сидят не четверо моих друзей и коллег. Здесь сидят четыре человеческих загадки. И кто-то из них убил Лизу».
Он стряхнул с себя оцепенение и услышал последние слова Кронина:
— …И мы все равно это сделаем. Елизавета Олеговна сейчас видит нас и слышит — я в этом уверен и знаю, что вы уверены тоже. Помянем.
И помянули. Водка обожгла горло. Молча закусили.
— Все, — сказал Кронин, отставляя стопку и отодвигая тарелку, — вернемся к нашим баранам.
— У меня сегодня голова не варит, — пробормотал Фил. — После водки тем более… Может, отложим? Давайте просто поговорим…
— Это я и имею в виду, — Николай Евгеньевич внимательно посмотрел Филу в глаза. — Какая сегодня работа? Вечер воспоминаний.
— Удивительно, — сказал Фил, мысленно сдерживая эмоции и стараясь, чтобы в голосе не прозвучало фальши, — что я ничего не почувствовал, когда Лиза… Я сидел на скамейке у подъезда, а потом поднялся к себе. Поставил чайник, хотел выпить кофе. Включил телевизор, по НТВ показывали «Ментов», серию, которую я видел еще в позапрошлом году. Ничего не ощутил. Совсем ничего…
— Я рано заснул в тот вечер, — вздохнул Кронин. — В десять ушла Софа, все мне приготовила на утро, хотела еще посидеть, но у нее ведь у самой дома дел по горло. «Иди, — сказал я, — справлюсь». Филипп Викторович, когда точно это произошло с Елизаветой Олеговной?
— В половине одиннадцатого, — сказал Фил. — Если точнее… Между двадцатью и тридцатью минутами.
— Ничего не ощутил, — произнес Николай Евгеньевич. — Я уже спал в это время.
— Конечно, спали, — подал голос Миша. — Я вам звонил в двадцать три минуты одиннадцатого, никто не взял трубку.
— Не слышал, — подумав, сказал Кронин. — И вообще… Мы, по-моему, не о том говорим. Почему, Филипп Викторович, вы считаете, что должны были воспринять момент ухода Елизаветы Олеговны из нашего трехмерия? Тот факт, что нам известен принцип бесконечномерного мироздания, еще не означает, что каждый конкретный случай утраты физическим телом части своих измерений будет кем-то из нас воспринят и, тем более, осознан.
— Я не утверждаю, — хмуро пробормотал Фил, — я просто сказал…
Он понимал, конечно, что Николай Евгеньевич не зря закатил речь, это был отзвук давнего спора, прекращенного за бесперспективностью еще несколько месяцев назад. Речь шла о сознательном и подсознательном в духовной части материального мира, и они остановились на том, что нужно сначала разобраться в общих физических законах полного мироздания, сформулировать в полном виде хотя бы один. Нельзя говорить о сложном, если не известно простое. С тех пор единственный закон они и успели сформулировать — полный закон сохранения энергии в бесконечномерной материально-нематериальной Вселенной.
— Ты звонил Николаю Евгеньевичу? — подала голос Вера, обращаясь к Мише. — А я как раз звонила тебе, было занято, и я не стала ждать, хотела набрать номер Эдика, а тут он сам позвонил, он вокруг дома бегал — у него мобильник с собой… Я тоже ничего не почувствовала в те минуты, — упавшим голосом закончила она, — ничего, совершенно.
— Ты долго с Эдиком разговаривала? — спросил Фил.
— Долго, — вместо Веры ответил Эдик. — Я уже не бегал, на скамейке перед подъездом сидел, вечер был теплым, ты помнишь… Я ничего не почувствовал, — огорченно добавил он.
— Значит — никто, — сказал Фил, и лишь для него самого эта фраза прозвучала достаточно двусмысленно. — Значит, мы по крайней мере можем утверждать, что одно лишь понимание общей закономерности не влечет за собой…
— Филипп Викторович, — укоризненно покачал головой Кронин, — вы же не думаете так на самом деле? Как может простое понимание чего бы то ни было иметь следствием овладение этим явлением как утилитарной способностью?
Филипп, конечно, понял, что хотел сказать Николай Евгеньевич, но все же это была очень странно построенная фраза, Кронин был чрезвычайно взволнован, вот что из всего этого следовало.
Что же получалось? Между двадцатью минутами и половиной одиннадцатого Кронин спал, иначе ответил бы на звонок, Миша названивал Кронину, не получая ответа, Эдик разговаривал по мобильнику с Верой. Всем в это время что-то нужно было друг от друга. Что — неважно, но факт: каждый был занят определенным делом, кроме, конечно, Николая Евгеньевича, спавшего глубоким сном.
«Алиби», — подумал Фил. Вот и сказал слово. Неужели он действительно подозревал каждого? В чем? В том, что кто-то произнес вербальную формулу общего закона сохранения энергии и направленным мысленным действием заставил клеточную ткань в области Лизиного сердца практически мгновенно постареть на десятки лет? Что только в голову не приходит, когда плохо на душе! Убийство на расстоянии. Духовная пуля. Использование законов полного мироздания. Сам себя убеждаешь, да и убеждать особенно не нужно, все кажется очевидным, а на самом деле…
На самом деле ни Кронин, ни Миша с Эдиком, ни, конечно, Вера не могли причинить Лизе ни малейшего вреда по той простой причине, что никто из них не умел пользоваться на практике тем знанием, которое им удалось сформулировать. Не говоря о более очевидной истине: зачем? Кому могла прийти в голову мысль расправиться с Лизой, которую все любили — каждый, конечно, по-своему, и не так, как Фил?
