Врач быстро свернул к обочине и остановил машину.
– Вы убили ее? Осы иногда забираются в машину. Сожалею… Могу я чем-нибудь помочь? У меня есть мазь.
– Ничего, переживу, – пробормотал Гамильтон, растирая место укуса. – Еще и оса! Как будто мало нам досталось за день.
– Скоро уже будем дома! – успокаивающе сказала Марша, выглядывая в окошко. – Мисс Рейсс, заглянете к нам чего-нибудь выпить?
– Что ж, – проговорила мисс Рейсс, трогая костлявым пальцем верхнюю губу. – Я могла бы выпить чашечку кофе, если вы в состоянии уделить…
– Мы в состоянии! – быстро откликнулась Марша. – Нам надо держаться друг друга, всем восьмерым. Мы ведь такое пережили!
– Будем надеяться, что все позади, – сухо заметила мисс Рейсс, явно чувствуя себя неловко.
– Аминь! – поставил точку Джек.
Через минуту машина свернула к тротуару и остановилась: они приехали.
– Милый домик у вас, – слегка улыбнулась мисс Рейсс, когда они выбрались из машины.
Типичный дом калифорнийского пригорода, он тихо ждал своих хозяев в сгущающихся вечерних сумерках. На крылечке веранды, сидя столбиком, поджидал рыжий кот.
– Это приятель Джека, – пояснила Марша, выуживая ключ из сумочки. – Ждет, когда же его покормят.
Коту она строго сказала:
– Ступай в дом, Прыг-Балда. Здесь ничего не получишь.
– Что за странное имя! – передернула плечами мисс Рейсс. – Почему вы так его назвали?
– Потому что он глупый недотепа, – кратко ответил Гамильтон.
– Джек всем котам дает смешные клички, – добавила Марша. – Перед этим жил Шлеп-Мурло.
Большой, однако напрочь лишенный обычной кошачьей грациозности рыжий котяра встал на четыре лапы и спрыгнул на нижнюю ступеньку. Подойдя к Гамильтону, он стал шумно тереться о ногу хозяина. Мисс Рейсс отпрянула с гримасой отвращения.
– Никак не могу привыкнуть к котам или кошкам, – сообщила она. – Коварные, мерзкие твари…
На подобные заявления Джек обычно отвечал жесткой отповедью о вреде и глупости предрассудков. Но сейчас ему было глубоко плевать, что там думает о кошках мисс Рейсс. Вставив ключ в замок, он распахнул дверь и щелкнул выключателем в гостиной. Дом озарился уютным желтым светом, и дамы вошли. За ними следовал Прыг-Балда, сразу отправившийся на кухню. Его лохматый рыжий хвост торчал трубой.
Не снимая больничный халат, Марша открыла холодильник и достала зеленую миску из пластика. В ней лежала отварная говядина, точнее говяжье сердце. Нарезая мясо, Марша время от времени швыряла кусочки коту, между делом рассказывая гостье:
– Большинство гениев от электроники заводят себе киберов. Всяких там электрических жучков и прочую мелюзгу, которая скачет вокруг вас и жужжит. Когда мы только поженились, Джек сделал одну такую штучку… Она ловила мух и мышей. Но этого ему показалось мало. Он построил другую – покрупнее, и та изловила первую.
– Принцип космической справедливости, – снимая пальто, прокомментировал Гамильтон. – Но я ведь не собирался заселять ими мир.
Пока Прыг-Балда жадно поглощал свой ужин, Марша отправилась в спальню переодеться. Мисс Рейсс с видом знатока шныряла по гостиной, разглядывая вазы, гравюры и мебель.
– У котов нет души, – мрачно резюмировал Джек, наблюдая, как Прыг-Балда пожирает мясо. – Самый рафинированный в мире кот станет выделывать жуткие кренделя ради куска свиной печенки.
– Животные!.. – пренебрежительно откликнулась из гостиной мисс Рейсс. – Вы у нас покупали эту вещь Пауля Клее?[1]
– Вероятно, да.
– Я никогда не могла понять, что же Клее хочет сказать своими картинами.
– Может, и вовсе ничего. Просто оттягивался в свое удовольствие.
Поврежденная рука снова дала знать о себе; Джеку захотелось узнать, как она выглядит без повязки.
– Вы, кажется, выбрали кофе?
– Кофе – и крепкого! – подтвердила мисс Рейсс. – Может, вам помочь?
– Нет, вы лучше отдыхайте.
Он машинально нашаривал рукой кофеварку.
– Если хотите, на журнальной полке, рядом с диваном, лежит «История» Тойнби…[2]
– Милый, – раздался из спальни голос Марши, – ты сюда не подойдешь?
В голосе жены прозвучало нечто, заставившее Гамильтона забыть о кофеварке и броситься вперед, на ходу расплескивая воду.
Марша стояла у окна, собираясь опустить штору. Она смотрела в темноту, напряженно наморщив лоб.
– Что случилось?
– Выгляни…
Джек посмотрел в окно, но все, что мог увидеть, – это непроницаемые сумерки и расплывчатые очертания домов. Тут и там светилось несколько огней. Небо затянуло облаками, низкий туман висел над крышами. Ничто не двигалось, не шевелилось. Никаких признаков жизни.
– Как… в Средние века! – прошептала Марша.
Точно. У Джека возникло такое же впечатление. Но почему? Ведь то, что они наблюдали из окна, – прозаически банально. Обычный вечерний пейзаж в начале октябрьских заморозков.
– А ты еще и тему нашел подходящую! – вздрогнув, упрекнула его Марша. – О душе Балды зачем-то вспомнил. Прежде ты так не говорил!
– Когда?
– Ну, до того, как мы вернулись домой… – Отвернувшись от окна, Марша потянулась за клетчатой юбкой на спинке стула. – Извини, наверное, это глупо с моей стороны, но ни ты, ни я не попрощались с доктором. Ты видел, как он отъезжал? Что-нибудь происходило вообще с того момента, как мы вышли из машины?
– Само собой, он уехал, – безразличным тоном ответил Гамильтон.
Сосредоточенно глядя в одну точку, Марша застегнула кофточку и заправила ее в юбку.
– Возможно, у меня бредовое состояние, и доктора, наверное, правы: шок, потом инъекция… Но заметь, как тихо вокруг. Словно мы единственные люди на земле. И живем в каком-то замкнутом сером пространстве: ни огней, ни красок. Доисторическое что-то… Помнишь древние верования? Прежде порядка-космоса был Хаос. Земля обнимала Воды. Тьма не отделилась еще от Света. И ничто не имело еще имен и названий.
– У тебя есть имя, – мягко сказал Джек. – У Балды тоже. И у мисс Рейсс. И у Пауля Клее.
Вдвоем они вернулись на кухню. Марша вызвалась приготовить кофе; через минуту кофеварка деловито забулькала. Мисс Рейсс, сидя неестественно прямо за кухонным столом, сохраняла если не обиженное, то натянутое выражение лица – суровое и сосредоточенное. По-видимому, мысли ее блуждали в каких-то беспросветных дебрях. Кстати сказать, эта молодая женщина весьма решительного вида была некрасива. Землистого цвета волосы стянуты на затылке в тугой узел. Нос тонкий и острый; губы сжаты в одну жесткую линию. Мисс Рейсс производила впечатление женщины, с которой шутки плохи.
– О чем вы там шептались? – спросила она, помешивая кофе.
